Свободное падение
Шрифт:
– Я принял решение, – сообщил Сэммел. – Ничего не было. Как пойдем отсюда, организуй парню билет на самолет и пусть оформят выплату всего, что полагается.
Серб кивнул с явно довольным видом.
– Добро.
Сэммел потер виски.
– Я знаю… ты вряд ли будешь рад это вспоминать…
Серб присел на свободный стул.
– Да… – сказал он, – у нас было то же самое. Все с малого начиналось. Знаешь, с чего начался конец нашей страны. С драки футбольных болельщиков после матча. [58] Тогда… мы не думали, что так будет. Мы не думали… что так все будет, понимаешь? Даже когда мы били этих… мы не думали, что нам придется встретиться с оружием в руках. Что будут гореть деревни. Что за солдатами будут идти торбари… знаешь,
58
Драка в Загребе между болельщиками Црвены Звезды и загребского Динамо 13 мая 1990 года. Конечно, драки были и до этого, но в этот раз драка началась прямо во время матча и выхлестнулась на футбольное поле, в драке приняли участие и сами футболисты. В столкновениях пострадали несколько сотен человек, один погиб. Эта драка считается стартовой точкой процесса распада Югославии, она показала, сколь силен накал ненависти.
Сэммел не знал, что ответить. Он старался не говорить со своим напарником о таких вещах – как раз, чтобы не поднимать такие темы.
– И как этого не допустить?
Серб горько усмехнулся:
– Думаешь, я знаю?
Сэммел потянулся за трубкой.
– Зато я знаю…
Агенты прибыли через два дня.
Американское посольство в Москве работало, хотя и сокращенным штатом, но штат безопасности только увеличился. Москва была городом, где свое представительство имело не только ЦРУ, но и ФБР и Секретная служба США. Секретная служба занималась проблемами подделки денег… благо Россия была основным рынком сбыта фальшивых сотен высокого качества из Ирана, ФБР – они действовали под крышей юридического советника посольств – занимались… да много чем они занимались. Были адвокаты, которые пытались что-то сделать с американской собственностью в России – она не была гарантирована после переворота. Были оперативные агенты – они пытались что-то сделать с организованной преступностью, с русской мафией, с кавказскими этническими криминальными группировками, которые в последние годы резко усилились и выходили уже на международный уровень. Были специалисты по борьбе с терроризмом – они тоже пытались что-то сделать, и даже в контакте с русскими. Посольство США напоминало пожарную машину рядом с горящим небоскребом… они пытались что-то сделать и даже где-то сбивали огонь, но главным сейчас было то, не рухнет ли здание на соседние.
В отличие от хрестоматийных агента Малдера и Скалли – эти были куда менее живописными. Один – от тридцати до сорока, дешевый костюм, перхоть… он был похож на агента времен Сухого закона или на не слишком чистоплотного и с чистыми руками полицейского. Второй – лет двадцать пять, почти баскетбольного роста… когда ехали из аэропорта, он смотрел во все глаза по сторонам, ожидая увидеть следы ожесточенных боев. Этого было жаль. Первый почти доработал до пенсии и, наверное, выйдет на нее до того, как все пойдет кувырком. Он уже знает, что ничего не поделать, и единственно, о чем сейчас его забота, так это о размере его пенсионного фонда. А этот… этот пацан совсем еще. Он того поколения, которое выросло на компьютерных играх… где все просто и круто, и главное – если тебя убили, то ты просто возрождаешься на крайней контрольной точке. Этому еще предстоит узнать, что почем…
Сэммел встретил их в своем офисе. Предложил чай, клюквенный морс. После обмена любезностями включил на компьютере видео.
Агенты смотрели видео молча.
– Мы можем это взять, сэр? – сказал старший из агентов.
– Полагаю, что да. Что вы намерены предпринять?
Агент пожал плечами.
– Передадим это в Национальный информационный центр. Они попробуют установить, где это происходило.
– А дальше?
– Извините, сэр, но дальше – уже не наши проблемы.
– Что?!
Агент смотрел на него даже с какой-то… жалостью, что ли. Сэммел понял, что ничего сделано не будет – эти агенты просто забирают запись, они не спрашивают, откуда она, не пытаются допросить кого-то…
Они просто изымают неудобную улику.
– Сэр, вы должны понимать, что система имеет свои ограничения. Эти парни… по сути, они ничего не сказали…
– Ничего не сказали? Это происходило в Батон-Руж, штат Луизиана! Этот дом – он принадлежит одному из моих людей! Я один слышал угрозу убийством или нет?!
– Сэр, этот парень не сказал: делай то-то или не делай этого, а то мы убьем твою семью. Он сказал про джихад, но если мы его вызовем, он скажет, что джихад означает усилие над самим собой, и не более того. А видео с домами он показал просто для того, чтобы, например, сказать, что его усилие будет заключаться в уборке мусора в своем районе. Чтобы он был такой же чистый, как и этот. И мы не сможем опровергнуть его.
– Он послал это видео моему парню!
– Сэр, мы проверим. Если это и в самом деле так – возможно, что-то и удастся сделать. Но полагаю, что…
– Вы что, считаете, что это нормально?
Агент оглянулся по сторонам. Сэммел не раз видел, как это делали русские – проверяя, кто рядом, перед тем, как начать говорить начистоту. Но это были русские. И это была Россия, где четверть века правил Джо Сталин, а людей хватали и бросали в ГУЛАГ за одно сказанное невпопад слово. А теперь так же делал американец.
– Начистоту, сэр. Мы понимаем, что это такое и что значит это видео. Но нужно учитывать политические последствия всего этого. Страна устала от войны, общественное мнение настроено крайне негативно, оно за то, чтобы вернуть наших людей домой. Ваша работа… отнюдь не пользуется популярностью, скажем так. Никому не нравится, что кто-то зарабатывает за год на приличный дом, убивая людей в интересах ресурсных компаний. А эти парни… их моментально поддержат и писники, [59] и все без исключения организации афроамериканцев. Так что на вашем месте…
59
Сторонники мира, от peace – мир.
– Вы не на моем месте, – процедил Сэммел.
– И тем не менее…
– Вы не на моем месте. Вы сидите в гребаной Москве, и в кармане каждого из вас – билет на самолет с открытой датой. А я сижу здесь на гребаном вулкане, затыкая ж…й дыру из по меньшей мере сорока миллиардов извлекаемых запасов и чертовой кучи ублюдков, которые считают, что всю нефть Аллах предназначил мусульманам. И они уже добираются до моих людей через пятую колонну, а вы сидите и говорите мне про политкорректность, так ее мать. Не смейте говорить, что вы на моем месте, вы и не представляете, что значит быть на моем месте.
– Черт возьми, что вы от меня хотите? – вспылив, заорал агент. – Наши возможности тоже ограничены.
– Ограничены? Я просто хочу, чтобы кто-то оторвал свою ж… от стула и защитил граждан США от врагов внутренних, точно так же, как мы защищаем их от врагов внешних. Принесите хоть какую-то пользу, сделайте что-нибудь для вашей страны!
– Это и ваша страна тоже!
Алекс Сэммел вдруг остановился. Резко, как конь на скаку – чтобы понять, что он сказал. И почему это сказал.
И понял.
Он вдруг вспомнил, что первый раз оказался в Афганистане в две тысячи пятом. И с тех пор практически не был в Соединенных Штатах Америки достаточно долго, чтобы помнить что-то хорошее или чтобы сделать что-то хорошее. С тех пор прошло пятнадцать лет.
Он уже пятнадцать лет не выходит из боя…
– А знаете, что, агент… – сказал он. – Последние пятнадцать лет я провел за пределами Соединенных Штатов. Моя страна дала мне винтовку и послала на войну. И я пошел. Последние семь лет я вообще не был в США дольше, чем это было необходимо, чтобы получить новое назначение, залатать лишние дырки в шкуре и решить самые неотложные дела. И знаете что? Там, где раньше была моя страна, теперь ее нет. На ее месте есть что-то чужое. Я уходил на войну из другой страны, агент. И у меня нет никакого желания возвращаться в эту…