Свободное падение
Шрифт:
– Чисто!
– Чисто!
Польские (хотя по сути европейские) спецназовцы двинулись вперед, продолжая стрелять одиночными во вздрагивающие от ударов пуль тела. Афганистан научил многому: даже если противник лежит и кажется мертвым – на самом деле он может быть далеко не мертв. Поэтому, если не поставлена задача экономить боеприпасы, следует стрелять до самого сближения.
Польский офицер прицелился в единственного оставшегося в живых Тагирова.
– Как ты… псина, я тебя…
– Руки до горы, пан… – миролюбиво сказал офицер.
– Спокойно,
Польские солдаты спецназа шли мимо грузовиков, выкрикивая его имя.
– Я здесь! – крикнул он по-русски.
– Сейчас мы откроем борт! – в ответ крикнули так же по-русски.
Поляки сбили выстрелом замок и открыли борт. Открыли грамотно – один у самого борта, двое прикрывают. Два автомата и еще несколько – солидная сила…
– Нам нужен Александр!
Искендер аль-Руси выбрался из людского месива в кузове, прыгнул на землю.
– Наш приказ был освободить вас, – сказал офицер. – Остальное нас не касается.
– Благодарю вас. Но нам нужно оружие и транспорт.
– Забирайте все, что есть. Мы возьмем только свое и пикап с пулеметом. Остальное ваше. Делайте что хотите.
Прошедшие Афганистан поляки были опытны, осторожны и недоверчивы. По меркам спецназа они были стариками – всем за тридцать. Они были старыми спецназовцами, а значит, они не были смелыми. Потому, что есть смелые спецназовцы, а есть старые. Старых и смелых не бывает. Потому они отогнали свои машины метров на двадцать и взяли с собой ту машину, на которой было единственное, реально угрожающее им огневое средство – пулемет «НСВ» за самодельным щитом. Со снайпером и крупнокалиберным пулеметом они могли положить всех за несколько минут. Жаль, их приказ предусматривал совсем другое…
– Рахмат.
– Не подбирайте оружие, пока мы не уедем. Иначе мы откроем огонь. Ясно?
– Мы не враги вам.
Польский офицер ничего не ответил – только усмехнулся и начал отходить. Втроем они отходили назад, к своим машинам, и пока один двигался – двое прикрывали его.
Бывшему рабовладельцу Тагирову было страшно.
О Аллах, как ему было страшно…
Последний раз ему было так страшно, когда… нет, даже тогда ему не было так страшно.
– Аллах свидетель! – жалко крикнул он. – Я всегда относился к вам по справедливости! Я всегда кормил и защищал вас! Я дал вам работу!
Но те, кому он дал работу, окружили его. Он ничего не слышал, кроме их дыхания, да жалких вскриков Мюллера, которого топтали ногами и били лопатой.
Внезапно бывшие рабы расступились, и он увидел русского. О, Аллах… как же он ошибся тогда. Надо было приказать убить его потихоньку, и все. Еще отец говорил – не связывайся с русскими, они опасны. Как ему только в голову пришло – держать рабом русского?!
– Салам… – сказал Искендер аль-Руси, и десятки ушей жадно слушали каждое его слово.
– Салам, брат, салам. Аллах свидетель…
– Брат… – рассудительно сказал Искендер аль-Руси, – ты назвал мою мать проституткой и оскорбил ее. А теперь ты говоришь мне – брат. Значит, ты и свою мать назвал проституткой?
– Аллах свидетель, не хотел! Только скажи. Только скажи.
– Что я должен сказать?
Они говорили на русском.
– Аллах свидетель, я все отдам. Вы сможете уехать куда хотите. Вернетесь домой богатыми. Мне ничего здесь не надо.
– Мы не хотим уезжать. Наше место здесь.
Искендер аль-Руси посмотрел на окруживших его братьев.
– Что привело нас сюда, братья? Что мы хотим делать здесь?
– Джихад! – крикнул кто-то.
– Не слышу, братья!
– Джихад! – закричали уже громче.
– Слышишь, хозяин? Мы здесь для того, чтобы делать джихад. А ты здесь – для чего?
– Я тоже! – крикнул Тагиров. – Аллах свидетель, я всегда перечислял на джихад! Много давал на джихад! Миллионы дал на джихад! Я делал джихад имуществом, я подкупал русских, делая их слабее, и тем самым тоже делал джихад! Я много сделал для джихада!
– Нет, ты ничего не сделал для джихада, из того, что угодно Аллаху! Напротив, ты делал противоположное, навлекая на себя и на нас гнев Аллаха Всевышнего! Ты посылал деньги, и мы брали их, не зная, от кого они происходят, но Аллаху было ведомо, и он гневался на нас и не давал нам победы! Это из-за тебя умма так долго страдала! Ты худший из мусульман, хуже кяфиров! Что с ним надо сделать, братья?! Что ему положено?!
– Смерть! – в едином порыве заорала толпа.
– Да, смерть! Но смерть бывает разной. Бывает смерть легкая, а бывает мучительная. Какой смерти заслуживает этот преступник, братья?! Легкой или мучительной?
– Мучительной! – взревела толпа.
– Если я прикажу казнить его огненным рвом, облить его дизельным топливом и поджечь, не наврежу ли я своему иману своей излишней жестокостью? Не буду ли я слишком жесток в глазах Аллаха, братья?
– Нет! Не жесток!
– Да будет так!
Двоих – почти уже мертвого, избитого слишком сильно Мюллера и живого, связанного тросом, подвывающего от страха Тагирова – сбросили с дороги. Тут была яма, и именно в нее бросили их, а потом начали лить солярку с машины. Чтобы не бегать с ведром, провели шланг и подсосали из бака. Пахучая жидкость полилась на двух еще живых людей.
– Братья! – заорал Искендер аль-Руси. – Все вы находились в рабстве у человека, который считался мусульманином, но соблюдал шариат лишь для вида и, несомненно, являлся мунафиком. Волей Аллаха – вы теперь свободны, маша’Аллагъ.
– Аллаху Акбар! Субхан’Аллагъ!
– Братья, вы свободны теперь от оков рабства, но разве кто-то может сказать про себя, что он свободен от долга, что есть у каждого правоверного мусульманина? Наш долг – нести благую весть и карать тиранов! Мир погряз в джахилии! Люди пребывают в джахилии, в угнетении, вы свободны, но наши братья страдают! Можем ли мы отказаться идти защищать их?!