Свободное радио Альбемута (сборник)
Шрифт:
Бен прервал чтение, хлебнул шотландского и помассировал лоб — давала о себе знать усталость. Ему уже сорок два, и книга Спектовски перечитана многократно, и профессий, самых разных, он сменил немало. Но что хорошего дали прожитые годы? Как ни старался угодить работодателям, выдвинуться так и не удалось. Может, на новой работе это получится? Может, это и есть тот самый главный в жизни шанс?
Сорок два… Вот уже который год его пугают мысли о возрасте, и каждый раз он пытается понять, куда девался тот стройный двадцатилетний парень. Еще год в плюс — и страшнее роковая цифра, и острее конфликт между нею и представлением Бена о себе. Мысленно он по–прежнему видит себя молодым и падает духом, когда на глаза попадается его свежий фотоснимок. Даже обзавелся электробритвой, чтобы только не видеть себя в зеркале по утрам. «Как будто у меня забрали прежнюю внешность, а взамен дали этот хлам», — вздыхал он иногда. Ну, да что уж тут поделаешь.
Из многих перепробованных им занятий только одно вспоминалось не без ностальгии. В 2015 году он отвечал за музыкальный фон на борту корабля–исполина, летевшего колонизировать одну из планет Денеба. В фонотеке обнаружились все бетховенские симфонии вмеремежку со струнными версиями «Кармен» и произведениями Делиба, и он тысячи раз воспроизводил свою любимую «Пятую»; она разносилась проводами и динамиками во все каюты и производственные отсеки. Удивительное дело — никто не жаловался, и поэтому Бен очень не скоро добрался до «Седьмой», а затем, под конец путешествия, до «Девятой», которой и остался верен с тех пор.
«А может, мне на самом деле нужен сон? — подумал Бен. — Сумеречное бытие под негромкие звуки Бетховена? Все же прочее — морок…»
Нет, решил он, я желаю быть! Действовать, свершать. И с каждым годом желание все сильней. И с каждым годом все меньше надежд на его исполнение. Самое главное в Мыслетворце, это обновление всего сущего. Он способен прервать процесс разрушения, заменив ветшающий объект новым, с совершенной формой. Потом опять распад, этим занимается Разрушитель Формы. И снова Мыслетворец дает замену. Так старые пчелы, износившие крылья, умирают и уступают место новым. Но я на такое не способен. Я распадаюсь, пребывая во власти Разрушителя Формы. И чем дальше, тем хуже.
Господи, помоги, подумал он.
Но только не заменяй меня! С космологической точки зрения это было бы правильно, но я не стремлюсь прекратить свое существование. Наверное, Ты это понял, иначе бы не ответил на молитву.
От виски потянуло в сон, и Бен с досадой поймал себя на клевке носом. Необходимо взбодриться, до полной ясности в голове! Он резко встал, подошел к портативному фонографу, взял наугад видеозапись и положил на вращающийся диск. Тут же осветилась стена напротив, появились четкие силуэты — смесь движения и жизни, но все неестественно плоское. Бен машинально настроил глубину изображения, фигуры обрели рельефность. Заодно он включил и звук.
— Леголас прав! Не можем мы застрелить старика вот так, без вызова, исподтишка, какие бы ни питали страхи и сомнения на его счет. Следить и ждать!
Слова древней саги возымели желаемое бодрящее действие, сонливость ушла. Возвратясь за стол, Бен взялся изучать полученный от шефа документ. Хмурился, ломая голову над шифрованной информацией. В этих цифрах, буквах и кружках перфорации спряталась его будущая жизнь, его новый мир.
— Судя по речам твоим, ты близко знаком с Фангорном, но так ли это на самом деле?
Крутился диск, но Бен не слушал — ему уже открывалась суть послания.
— Что еще ты можешь добавить к сказанному при нашей прошлой встрече? — пытал резкий, властный голос.
Бен поднял глаза и обнаружил перед собой облаченного во все серое Гэндальфа. Тот как будто обращался к нему, Бену Толчифу. Как будто отчета требовал.
— Или желал бы умолчать кое о чем?
Бен встал, снова прошел к фонографу, выключил.
«В этот раз, Гэндальф, я едва ли смогу тебе ответить, — подумал он. — Воображаемая беседа с мифологическим персонажем, едва ли существовавшим в действительности, — непозволительная роскошь. Нынче вдруг рухнули мои прежние ценности, и надо срочно разобраться с этими дырками, буквами и цифрами».
Бен аккуратно, но до упора привинтил к бутылке колпачок. Общий смысл документа уже становился ясен. Он полетит на носаче, один. В колонии примерно дюжина человек, набранных в разных местах» Пятый квалификационный разряд, производственные процессы группы В, тарифная ставка К–4. Максимальный срок найма — два года. Полная пенсия и медицинский пакет, причем трудовой договор действует со дня прибытия. В связи с немедленным отъездом Бена отменяются все ранее полученные в прежней должности инструкции. То есть не надо здесь доводить дела до конца.
Еще у меня есть три серебряных доллара на носача, бодро сказал он себе. А значит, все в порядке, беспокоиться не о чем. Разве что…
Бен понятия не имел о том, какая работа ему предстоит. Буквы, цифры и дырки ничего на этот счет не говорили. Или, возможно, он просто не сумел вытянуть из них этой самой важной информации.
Но все равно перспективы выглядели радужными. Мне это нравится, сказал он себе. Соглашаюсь! Берусь!
«Так что, Гэндальф, — подумал он, — мне сейчас умалчивать не о чем. Бог очень редко отвечает на мольбы, а со мною это случилось».
Вслух же он произнес:
— Гэндальф, тебя давно нет, ты живешь только в людском воображении. А я сегодня получил подарок от совершенно реального Бога, Единого, Истинного и Сущего. О чем еще можно мечтать?
Ответом была тишина в каюте. Гэндальфа не видать — Бен вспомнил, что минуту назад выключил фонограф.
— Может, наступит день, — продолжал он, — когда мне захочется об этом умолчать. Но сейчас — нет. Понятно?
Он постоял, вслушиваясь в тишину, которую мог остановить и возобновить прикосновением к кнопке фонографа.
Глава 2
в которой хозяин исправляет ошибки в мировоззрении Сета Морли
Ножом с пластмассовой рукояткой Сет Морли разделил круг сыра грюяр и сказал:
— Я улетаю.
Отрезал внушительный ломоть, поднес на ноже ко рту и добавил:
— Сегодня в ночь. Прощай навсегда, Текел Упарсин.
Сет ухмыльнулся, но главный инженер кибуца Фред Госсим торжества не разделял. Он лишь сильнее нахмурился; его неодобрение казалось осязаемым, прямо–таки заполняло кабинет.