Свободный Охотник
Шрифт:
Опять пришла болезнь. Нужно заблокировать канал связи, чтобы выздороветь, чтобы не стало этих несуществующих голосов! Нужно держаться. Но огонь уже повсюду, и снаружи, и внутри.
«…Да где же медсестра! Мальчик, ну что же ты молчишь? Из какого ты класса?..»
Итак, заблокировать связь — это первое, выбросить ненужную программу — это второе. И сразу станет легче, и казнь сразу закончится. Казнь? Нет, не может быть! Казнить обычным способом за такое нельзя…
«…Как тебя зовут, мальчик?..»
42
…бортовая система беспрерывно сигнализирует о том, что кто-то желает пообщаться. Свободный Охотник снимает
— Вот и все, Гладкий, — торопится ударить он. — Я очень занят, но готов послушать твои проклятия.
Под бортовым куполом действительно возникает копия вождя Гладкого.
— Наконец-то ты готов меня послушать, высокородный гип Узора. Даже не верится. До сих пор у тебя не хватило для этого ни ума, ни терпения.
Исцарапанное лицо негодяя пытается улыбаться.
— Если ты собираешься, сын гипа, остановить словами мое Веретено, то ты не умнее меня, — Свободный Охотник улыбается в ответ.
Герой имеет право улыбаться. Потому что Веретено послушно трудится — на пределе возможного. И труд этот не вполне обычен. Стандартная программа, которая обеспечивает взаимодействие плоскостных генераторов с трехмерными сгущателями, заменена новой — той самой, что в пору своей молодости предложил Большой Лоб, — в результате чего аппарат ввинчивается в Тоннель, расположив пылающую пасть против хода движения. Гигантские подобия челюстей, усыпанные зубцами генераторов, полностью раскрыты; головки сгущателей вибрируют от напряжения. Происходит нечто небывалое, совершенно противоречащее здравому смыслу: внепространственные плоскости разворачиваются, превращаясь в маленький Фрагмент пространства…
Сразу за Входом организован Внегалактический Узел — одна траектория плавно переходит в другую. Сам же Тоннель двухканальный, предназначен для скольжения в обе стороны. Веретено ползет строго по центру, сокрушая фотонную перегородку. А позади Веретена… Позади — Тоннель отсутствует. Точнее, осталась лишь тоненькая, тающая на глазах лазейка, связывавшая когда-то Вход с Узлом. Жутковатое зрелище. Вряд ли кто-нибудь осмелится сунуться следом, рискуя быть преобразованным лишь наполовину, а если осмелится, посланный жестоким вождем, то боевую призму даже фокусировать не придется, чтобы разложить смертника по спектру.
Лишь информационная ниточка соединяет пока Тоннель с секретным шлюзом, позволяя врагам общаться друг с другом.
— Ты прав, словами катастрофу не остановить, — соглашается Гладкий. — Особенно, если слова — это всего лишь жалкая просьба. И все-таки я попрошу. Остановись, Неуловимый, не более чем на мгновение. Замри. Подари мне микро-Единицу, растяни свое удовольствие.
Что-то есть в голосе врага. Что-то непривычное, завораживающее. И Свободный Охотник неожиданно для себя дает команду, зацикливая разрушительную программу. Работа аварийно прервана: аппарат замедляется, неторопливо смыкая челюсти. И плоскостные генераторы, и трехмерные сгущатели временно засыпают, Веретено встает перед самым Узлом…
— Слушай внимательно, высокородный гип Узора. И попытайся понять происходящее, не опозорь свой новый титул… Не существует никакой Галактики, как бы безумно это ни звучало. Существует только Метро, скрутившее невообразимо большой объем в невообразимо малую точку. Строительство Метро не прошло бесследно для нашего мира. Пространство, бывшее когда-то Галактикой, с каждым новым Узлом стягивалось в то место, где умирала планета-источник. Медленно, незаметно, страшно. Пока наконец мир не уменьшился до размера… ну, скажем, человеческой головы. Не той головы, что посажена на твои несгибаемые плечи, герой, а прежней, какой она была у наших предков… Или нет, этот образ не точен. Представь себе плоский экран. Именно плоский, как Всеобщая в древних капсулах…
— Представил. И что дальше?
— Я напомню тебе вопрос, от которого ты когда-то отмахнулся. Куда подевалось галактическое вещество?
— Здесь нет вопроса, и мы, по-моему, это уже обсудили.
— Вещество в Галактике было — десять в двадцатой степени мер! Где оно теперь, гип? Похоже, ты не осознаешь масштаба потерь, иначе бы не удовлетворился теми глупостями, что вам всем подсунули вместо настоящего ответа. Вот тебе ответ: с каждым новым Узлом галактическое вещество постепенно выжималось за пределы Метро. Оно просто было выдавлено — неизвестно куда. Знаешь ли ты, чем, собственно, окружен наш сплющенный мир? И откуда возникли, к примеру, те же Мерцающие Усы?..
Свободный Охотник не выдерживает.
— Ты сам придумал всю эту чушь, сын гипа?
— Что, не получается поверить? — сочувствует Гладкий. — Трудно представить непредставимое? Жаль, я надеялся на твое воображение… Впрочем, иной реакции и быть не могло. Большому Лбу, например, потребовалось несколько Единиц, чтобы вбить в меня истину. Да-да, юноша, теперь ты правильно понял, судя по твоему лицу. Теория плоской Галактики, разумеется, принадлежит не мне, а последнему из Координаторов.
— Значит, ты утверждаешь, — начинает догадываться Свободный Охотник, — что твой отец из-за этих дурацких теорий… — и не договаривает.
— Дурацких? Нет, Большой Лоб отнюдь не был дураком — то ли к счастью, то ли к сожалению. Его топологические модели доказывают смертельную опасность Внегалактических Тоннелей, и не столько для нашей бывшей Галактики-Точки, которая уже получила свое, а для Вселенной целиком. Теперь понятно? Что касается смерти ученого, то у моего отца не было выбора. Большой Лоб всерьез готовился распространить результаты своих изысканий по всему Метро, и он нашел бы способ это сделать, несмотря на строжайший режим секретности. Все-таки он был научным руководителем проекта. А главное, старый чудак вздумал уничтожить Внегалактический Тоннель, причем, начал он точно с того же, с чего и ты — украл Веретено. Успел совершить только одну попытку, потому что Сорок Седьмой гип Пустоты остановил его самым надежным из способов… Как видишь, подаренный тебе кристаллоноситель не содержал самого интересного. Мой отец совсем не похож на трогательного, прекрасного в своих страданиях пленника, каким он пожелал предстать перед женихом его любимой дочери.
— Твой отец убит твоими же солдатами, — жестоко напоминает Свободный Охотник. — А ты, сын гипа, был для него не менее любимым, чем дочь. Превратившись в вождя тварей, ты ведь очень умело пользовался отцовскими чувствами, не правда ли?
Что бы враг ни ответил — его словесная суета бессильна против брони спокойного презрения. Вероятно, поэтому враг молчит.
— И еще — мне ни к чему твои оправдания, Гладкий, копайся сам в гнилых воспоминаниях своей молодости. Вернемся лучше к обсуждению безумных гипотез. Если ты действительно озабочен тем, что Первый Внегалактический угрожает мирозданию, почему тогда мешаешь мне исполнить задуманное? Может быть потому, что власть над Галактикой для тебя важнее?