Свободный полет
Шрифт:
– …кроме творческой атмосферы. Балетов было недостаточно. Не приглашали балетмейстеров, хореографов с Запада. Но мы-то ездили, и я видела всё то, что могла бы танцевать.
– Но у вас и так было огромное количество спектаклей!
– По сравнению с Западом – нет. Два-три в месяц, как и в Большом. И приходилось бороться за каждый спектакль – балерин же много, и все хорошие. А когда я получила контракт в Южной Африке, в Йоханнесбурге, у меня было двенадцать «Лебединых» подряд. Каждый день, причем высоко над уровнем моря, там невозможно было дышать – кислорода мало. За кулисами стояли кислородные баки. После этого я встала на ноги совершенно,
– И это момент преодоления. Наверняка бывало, что надо танцевать спектакль, а вы без сил.
– Почти всегда. Я курила много.
– Как же так: балерина такого ранга и курит?
– Ужасно. Я начала в 16 лет. Показушница. Хотела таким образом авторитет среди одноклассниц завоевать. Дыхания всегда не хватало. В 1995 году я бросила. Трудно было как, господи! Это же наркотик, абсолютный наркотик.
– Муж Эдвард наверняка говорил вам: «Наташа, как же ты можешь курить?»
– Говорил. А сын вообще сигареты выбрасывал в туалет. Все мне говорили. Но только когда я сама себе сказала «всё, настало время», тогда и бросила. А так даже гипнотизировать пытались. Но меня невозможно загипнотизировать.
– Почему?
– Наверное, очень сильная энергетика.
Теодор Курентзис
«В музыке я хочу быть атлетом»
2001 год. В «Геликон-опере» идет «Аида» Верди. Но все внимание забирает дирижер. Это Теодор КУРЕНТЗИС, которого я увидел тогда впервые. Молодой человек с демонической внешностью, еще мало кому известный, так выразительно и артистично руководил оркестром! Пластика его тела стремительно менялась, как только менялся музыкальный ритм, а степень его вдохновения и эмоциональной отдачи зашкаливала.
Шли годы, Курентзис обрел громкое имя. Признаком хорошего тона стало посещение его спектаклей и концертов в Новосибирске, в Пермском театре оперы и балета, которым он руководил с 2011 года до июня 2019-го, и в Москве. Курентзис гастролирует по всему миру, и всюду его ожидает триумф. Он разрушает все привычные каноны. Однажды я видел выступление его оркестра «MusicAeterna» и хора Пермского театра в Пушкинском музее: сначала пели при свечах, потом – в полной темноте. И это было сродни медитации.
А тогда, в 2001-м, под впечатлением от увиденного на спектакле «Аида», я захотел пригласить Теодора Курентзиса в свою программу «Кто там…» на «Культуре». Он уже был нарасхват: готовил оперную премьеру в «Геликоне» («Фальстаф» Верди), репетировал новую концертную программу в Зале имени Чайковского. Записать разговор нам удалось только глубокой ночью, в съемной квартире маэстро – на Поварской улице. Курентзис хорошо говорит по-русски, с греческим акцентом, что придает его речи особую мелодичность.
Начали беседу с воспоминаний о детстве, проведенном в Греции: «Я всегда был лидером. Меня все любили, считали вундеркиндом. Поэтому у меня всегда были в жизни преимущества». А дальше – сплошные парадоксы: «Когда я состоялся как дирижер, как художник и музыкант, то понял, что быть лидером, стремиться быть лидером – это плохо. Если ты лидер по природе, то ты должен пытаться подавить в себе это качество. Ты должен проявлять кротость. Потому что это качество, лидерство, разделяет людей на разные касты. Для меня, например, уборщица в оперном театре столь же уважаемый человек, как и кто-либо другой, она ничем не хуже меня, – без нее, этой уборщицы, не может существовать театр. Мы просто разные, и в этой разности есть прелесть нашей жизни. Мы все разные, и таким образом возникает равновесие». Говорит Курентзис плавно, неспешно – на резком контрасте с тем, каков он в творчестве, – и в этом тоже проявляется равновесие.
О своем характере Теодор высказался вполне определенно: «Я тоскливый человек, и я закрытый человек. Я человек, который мучается от одиночества и любит одиночество». А дальше последовал интригующий рассказ о времени учебы в Санкт-Петербургской консерватории. «Три года я жил как монах, – вспоминал Курентзис. – В Петербурге есть жуткие районы, и я их специально искал. Мне предлагали жить в центре: консерватория, филармония, Мариинский театр – всё рядом. А я отвечал: вы знаете, нет, я хочу быть отшельником, монахом. Я снимал ужасную однокомнатную квартиру. Это была моя пещера, мое место для молитвы, место для дирижирования. В комнате был огромный ковер, на котором я лежал весь день, – кругом партитуры, раскинутые на полу… Я занимался, мучил себя, бился сам с собой. И все для того, чтобы из этого пепла «автокатастрофы» рождалось новое искусство, появлялся новый свет». Голос у Курентзиса тихий, вкрадчивый. Он полностью погружает тебя в свою энергию, а его рассказ превращается в кинематографичную картинку.
Мы снимали маэстро на репетиции оперы Верди «Фальстаф» в «Геликоне» и во время премьеры. Вот признания самого дирижера: «Ноги мои после спектакля стерты до крови, поскольку музыкальные движения созвучны каждой клетке организма. Когда дирижируешь, происходит колоссальная душевная концентрация, – я чувствую даже движение ногтя на каждом пальце руки. А какая работа происходит в подсознании!..»
К моменту наших съемок Теодор Курентзис был россиянином со стажем: он жил здесь уже восемь лет. «Россия стала для тебя родной?» – спросил я и получил исчерпывающий ответ: «Это моя родина». Далее Курентзис пояснил: «Родина – это не там, где родился человек. Это там, где формируется его духовная жизнь. А моя духовность сформировалась в России. После двух лет я уже знал, что отсюда не уеду. Это не потому, что так сложилось, – таким было мое осознанное решение».
В России Теодор Курентзис встретил и свою любовь: это прима-балерина Мариинского театра Юлия Махалина. «Мое чувство – от бога, – сказал он в передаче. – В тот миг, когда я думал, что хорошо контролирую свою жизнь, оказалось, что я совершенно не мог контролировать себя самого, свои чувства. У Юли есть совершенно определенная духовная гибкость. У нее есть какой-то свой неповторимый аромат. Вы знаете, если бы я мог охарактеризовать Юлю, я бы сказал, что в ней сочетаются запахи лилии, жасмина и гиацинта. Причем этот аромат еще острее осязаем не в реальном времени, а во сне». Курентзис охотно дал мне для программы несколько фотографией, где он вдвоем с Юлей… Через несколько лет я узнал, что они расстались…
Курентзис рожден для того, чтобы творить музыку. «Есть столько вещей, о которых хочется думать, говорить, и для того, чтобы всё обсудить и осуществить, не хватит тысячи жизней, а мы должны всё уместить только в одну жизнь, которая неизвестно сколько будет длиться. Соприкасаясь с музыкой, я всегда волнуюсь. Я дирижировал сейчас четыре «Фальстафа» подряд. Это сложнейший спектакль. Очень тяжело выразить полифонию звуков и чувств так, как я ее ощущаю. Каждый раз после спектакля я думал только о том, чтобы добраться до дома и поскорее уснуть. Но каждый день я вставал в шесть утра (хотя очень люблю поспать), потому что так много надо всего успеть! А главное – не пропустить тот миг, когда в тебе зарождается музыка. Собой нынешним я недоволен. Мне еще надо расти и расти, постоянно открывать в себе что-то новое. В музыке я хочу быть атлетом».