Свободный Волк
Шрифт:
– Ай, бросьте, дядя, – небрежно возразил ему племянник, – все просматривается до горизонта. Я слышал, что иббы в состоянии подслушивать лишь с расстояния не больше десятка метров.
Тольдрас Теренвилл был молод, хорош собой и жаждал приключений. Его красивые миндалевидные глаза блестели от играющей в нем силы. Ему не сиделось на месте. Спутники его были осторожные, неторопливые на слово пожилые люди. Им бы полежать, да отдохнуть. Развлечь себя за вечерним костерком беседой о таких малозначимых вещах, как коммерческий успех, слишком жаркая погода при отсутствии дождей, оставленные дома семьи, внуки. Они желали бы однажды разбогатеть достаточно, чтобы оставить это опасное ремесло купца. А лучше передать дело в руки молодого, выносливого, но осторожного в делах сына, или племянника.
– В Аффаре много тайн! – многозначительно говорил ему краснобородый толстый Каррадокс, вытирая обильно текущий по лицу пот.
– Знаю, слышал! – нетерпеливо отвечал ученик купца. – Все только и болтают, что о тайнах! Ходят озираясь, спят вполглаза! Если и была в Аффаре какая тайна, то давно, наверно, скончалась от скуки! Вон Мосик, проехал почти до Бабеллана один! И не видел ни одного ибба!
– Мосику можно, – снисходительно заметил Джевардас, – он король.
– Точно, – согласился Моиск, – я персонально неприкосновенен. Но, если честно, мне тоже намаячила вся эта тайна! Нигде в Аффаре я не видел ничего таинственного. Единственное, что мне кажется удивительным, так это безучастность аффов. Такое впечатление, словно их в детстве ушибли пыльным мешком. Еще, я слышал, что королева у них красивая, так этого добра и в других местах навалом!
– Ну, тебе виднее, – заметил Магир, – ты с королями якшаешься накоротке, по-родственному. Конечно, Сеяллас далеко до твоей прекрасной висельницы, которую ты купил за пятьдесят монет. Как купец тебе скажу, сделка того стоит. Только тайна королевы одна из самых непроникновенных. Никто не знает, как удается ей быть вечно молодой. Замок Бабеллан неприступен не потому, что у него такая высокая стена, а потому что его остерегают тигры. Тот, кто хотел бы что-то знать, туда сунуться не смеет. А тот, кому не надо, тоже не пойдет. Никто и говорить не станет на эту тему. Но вот по поводу некоторых странностей, присущим жителям Аффары, я могу поведать вам нечто интересное. Только помните, что это тоже тайна. Но вам лучше знать ее. Давным давно, когда я был таким же молодым, как Тольдрас, я тоже был нетерпелив и не слишком уважителен. И, откровенно говоря, считал, что мой отец большой перестраховщик в том, что касалось лишних разговоров. Я, мой племянник, не имею иных наследников мужского рода, кроме того единственного, с которым говорю сейчас. Мне бы следовало затевать подобный разговор не здесь и не сейчас, но, что поделать, почему-то лучше назидается в пути, а дома хочется покоя.
Я с моим отцом шел все тем же путем, которым мы идем сегодня с вами. Аффара словно заговорена от разрушительного действия врага всего живого. Я говорю о времени. Все в ней как будто бы остановилось и застыло. Здесь все так же, как сорок лет назад, изменился только я. И, мне кажется, бесчисленные поколения Йавераков проходили тут, похожие отец на сына.
Мне кажется, что здешние пески помнят все слова, которые прозвучали у вечернего костра в тиши оазиса. Сорок лет назад я думал, что ветер уносит голос моего отца и развевает по песчаным дюнам те ласковые наставления, которыми я тогда не дорожил. Сейчас я вижу тот камень, на котором он когда-то разжигал костер. Я так хотел бы слышать его голос. Может быть, пески умилостивятся и вернут мне те бесценные слова, которые поглощены ими сорок лет назад. Я думаю об этом всякий раз, когда с друзьями прохожу этими местами. Теперь ты, Тольдрас, сидишь на этом месте, где когда-то сидел я. И слушаешь то, что когда-то слушал я.
В тот день мы прибыли в оазис в один из весенних дней. В Аффаре лучше путешествовать весной, когда зимние дожди украсят землю яркими красками. Тогда пустыня вся в цвету, как невеста. Летом тут сильная жара, а осенью торговцы-аффы сами везут свои товары к морскому побережью. Здесь жизнь размерена, здесь все подчиняется однажды заведенному порядку. И внешне кажется, что это и есть то благо,
Мы прибыли с отцом в оазис, в котором уже расположился на ночлег другой караван. Нам всем было мало места, и мой отец решил отправиться, пока не опустилась ночь, в другой оазис. Он находился в трех часах пути вглубь земли, на запад. Купцы обычно избегают удаляться от прямого пути, но в тот раз нам не повезло.
Было почти совсем темно, когда мы прибыли на место. Отец мой начал уже опасаться, что сбился с пути. В этом случае нам предстояло бы ночевать среди песков, при нехватке воды. Но вот среди темнеющих песков показалось более темное пятно. Верблюды заревели, лошади заржали и пошли быстрее, хотя их не подгоняли. «Оазис Сиддхари!» – проронил отец. Я не знал, что это значит.
Все торопились. Поспешно наливали воду в каменные корыта, поили скот. Потом отгоняли его прочь – спать в теплоте песков. Пока погонщики делали свои дела, отец разжег костер из припасенных дров и поставил греться воду. На шелковой скатерке я разложил серебряные блюда с фруктами, хлебами и вяленым мясом. Слуга доставал вино. Наконец, все угомонились. Скот насытился, напился и затих. Наша трапеза очень запоздала, поэтому все ели молча. Завтра перед рассветом мы уйдем, пока пламенеющее солнце не расплавило пески. «Что такое Сиддхари?» – спросил я.
«Завтра все увидишь» – коротко сказал отец. И улегся, спрятавшись под шелковым плащем, чтобы не ела мошкара. Через минуту сон накрыл меня.
Проснулся я оттого, что все вокруг шумело. Уход каравана с места ночлега всегда сопровождается громким криком. Отец пожалел меня и дал поспать еще немного. Я вскочил. Где же Сиддхари?
Не было ничего такого, что можно было бы считать необычным. Я решил, что отец просто пошутил. Мы сели на верблюдов и расстались с гостеприимным местом.
Спустя примерно час, то есть совсем немного, в стороне от нашего пути я заметил невысокую скалу, торчащую из песка, словно одинокий зуб во рту старухи.
«Двигайтесь вперед не торопясь.» – обратился отец к погонщикам, а сам, кивнув мне, направился к скале.
Скала казалась монолитной, но вблизи обнаружилось, что в ней имеется укрытая в каменной щели, небольшая темная пещера. «Сиддхари, ты здесь?» – позвал отец. И снял с плеча мешок. Из пещеры никто не появился. Сиддхари вышел из-за скалы.
Я поразился. Это казалось карикатурой на человека. У него не меньше пяти суставов на каждой конечности, подумал я. Обвитые перекрученными коричневыми, похожими на резину, мускулами руки и ноги гнулись во всех направлениях. Странно, что ноги вообще его держали. Возможно, это происходило потому, что ног было шесть. А рук четыре. Но диковиннее всего была голова. Ее просто не было. Рот и глаза росли прямо из груди.
«Индрус? Я думал, что меня нашли шпионы королевы.» – прошелестело, словно старая листва, существо. Язык не поворачивался назвать его человеком. «Я принес тебе еду.» – промолвил мой отец. Он сошел с коня и подошел к чудовищу. Я застыл на лошади, как изваяние.
Тот взял мешок, пальцы его извивались, словно черви. Меня одолевала тошнота. «Мальчик боится.» – проронило существо. «Мы уже уходим.» – отец прощался. И мы уехали. И вскоре догнали караван.
Я догадывался, что не стоит открыто спрашивать при людях об увиденном. Отец взял меня с собой не зря. Значит, он сам, когда посчитает нужным, расскажет то, что мне следует узнать. Так и произошло. Мы с ним немного поотстали. Никто не удивлялся: отец желает уединиться с сыном, чтобы побеседовать о своих делах. «Что думаешь ты обо всем об этом?» – задал мне вопрос отец. Это разрешение задавать вопросы. «Что это за существо?» «Сиддхари когда-то был человеком. Только это было очень давно.» Он помолчал. «Как давно?» – решился я нарушить его молчание.