Сводный босс
Шрифт:
— Водка кончилась, и балалайка расстроилась? — пытаюсь звучать невозмутимо.
— И мишка издох, — радостно скалится Сла-ва. — А раз заняться нечем, решила навестить братика. Ты в последнее время такой бука, Гас.
— Я, вообще-то, спать собирался, — подхожу к кровати и откидываю одеяло, намекая на серьёзность своих намерений.
Матрёшке, похоже, плевать. Она плюхается в кресло и закидывает ноги на подлокотник так, что если я немного наклоню голову, то выясню, как обстоят дела с камешками.
Мой младший, конечно, каменный,
— Выметайся, Сла-ва. Или у вас в России гости не уходят, пока их на хер не пошлют? — дёргаю её вверх, отчего матрёшка распрямляется словно пружина.
— Просто, мне кажется, ты не хочешь, чтобы я уходила, — томно мурлычет она и пробегается когтями по моей футболке.
— Тебе кажется, — голос у меня в этот момент словно у Джо Кокера, больного гнойным тонзиллитом. И в штанах бейсбольная бита. Не мужик, а хрипящая эрекция.
Собираю в кулак все свои несуществующие сверхспособности, готовясь силой вытряхивать змею-искусительницу из номера, но матрёшка меня опережает и совершает тачдаун, обвивая мою шею руками и прижимаясь всем телом так плотно, что у Гаса-младшего плющит башку. Сердце отбойным молотком долбит в ушах, когда она встаёт на цыпочки и касается губами уголка моего рта.
— Эй, США, расслабься. Россия пришла с миром.
Стыдно признаться, но меня парализовало. Возможно, потому что в её карамельном дыхании содержится новая разработка русских химиков, какой-нибудь нервно-паралитический газ, который превратит меня в овоща. Но я уже настолько отупел от её близости, что мне плевать.
Не дышу, пока её влажный язык скользит по моим губам, отравляя похотью. Закрываю глаза и взываю к своим джентльменским корням. Не работает. Права была матрёшка, Англия уже не та. Пытаюсь держаться, когда её тёплые пальцы забираются ко мне под футболку и начинают изучать пресс, как слепой, азбуку Брайля, хотя младший с пеной у рта орёт:
— Тупой долбоёб!
Но вот когда Сла-ва впивается зубами в мою губу и шепчет: «Трахни меня», в мозгу что-то коротит, свет меркнет, маховик времени отбрасывает меня на много столетий назад в золотой век неандертальцев.
— Ты сама напросилась, стерва, — успеваю сказать, прежде чем обхватить матрёшкину голову и впечатать себе в рот.
Ведьма Сла-ва будто ждала этого, хрипло стонет и вонзает мне в живот острые ногти. К чёрту всё. Я до одури хочу её, а об остальном подумаю позже. Только один раз. Чтобы очистить мозг. С Элом я разберусь потом, например, уеду из страны. Переберусь жить в Африку, заведу кофейную плантацию, начну экспортировать хлопок в Россию, усыновлю чёрных ребятишек, чтобы замолить грехи.
Задираю её несуществующую юбку и до синяков сжимаю гладкие ягодицы. Пусть стерва терпит, сама дала мне карт-бланш.
— Быстрее, — хрипит Сла-ва, стаскивая с меня футболку, — ты как почта России, ей-богу.
Я наслышан про их
— И за это ты тоже ответишь, — предупреждаю, пока сгребаю воротник её платья и разрываю его к херам.
— Обалдел? — шипит матрёшка, сверкая глазищами.
Она даже не представляет как.
Какая же она охуенная. Плоский живот с мягким рельефом пресса, крутой изгиб бёдер, подчёркнутый прозрачным поясом, и никого бюстгальтера. Зелёные глаза горят, волосы растрёпаны, розовые соски напряжены, будто умоляют о том, чтобы я их искусал.
— Трусики или сама сними, или я запихну их в тебя, — киваю на её бёдра.
Матрёшка похотливо облизывает губы и, не отрывая от меня взгляда, начинает стягивать их вниз. Элитная стриптизёрша. Похотливая шлюха. Жадно слежу за её движениями. Кусок кружева повисает на тонких щиколотках, матрёшка отпихивает его от себя небрежным движением ноги и вздёргивает бровь.
— Ещё указания?
Пиздец. Голая. Ни единого волоска. Всё, как младший любит.
Нетерпеливо хватаю её за бёдра и поднимаю на себя. Ноги в чулках моментально обвивают мою талию, жар промежности обжигает живот.
— Только одно, — хриплю ей в ухо, — кричи громче, стерва.
В штанах у меня полный ахтунг — генерал-фельдмаршал Кутузов, обнажив саблю, рвётся крушить неприятеля. Пока мы трахаем друг друга языками, приваливаю матрёшку к туалетному столику и скидываю джинсы. Ведьма отстраняется и затуманенным взором впивается в мой член. Я, в свою очередь, опускаю взгляд между её бёдер и чуть не скулю от восторга. Её розовая раскрытая плоть прямо передо мной. У матрёшки даже вагина красавица. Лауреат «Порно-Оскара». Сжимаю в руке младшего и, утыкаясь в её горячую влажность, начинаю медленно водить им между складок. Матрёшка дёргается и пытается ногами подтолкнуть меня к себе.
— Умоляй трахнуть тебя, — пытаюсь держать позиции альфы, хотя у меня от трещащей по швам эрекции зубы сводит.
Сла-ва хнычет, прикусывая губу, и мотает головой.
— Проси, дрянь, — надавливаю ей на клитор, — ты же для этого ко мне припёрлась.
Матрёшка стонет громче и применяет запрещённый приём, кладёт подушечки пальцев себе на соски и начинает выводить медленные круги, гипнотизируя меня взглядом.
— Сука, — вырывается из меня. Тугая волна крови ревёт в ушах, и я одним движением загоняю в неё член до упора.
Глаза ведьмы широко распахиваются и влажнеют. Прекрасная амазонка. Чудо-женщина. Узкая. Почти девственница. Младший уже готов рыдать от счастья, а у меня просто крыша едет. Не могу оторвать от неё взгляда и просто замираю внутри неё, коллекционируя это мгновение. До тех пор, пока не слышу грёбанное:
— Ещё, Гас.
Прикрываю глаза, выходя из неё, и снова толкаюсь до основания. Матрёшка упирается головой в стену и стонет: «Boje moi»
Это лучше, чем охуенно. Охуенно в тысячной степени.