Свое имя
Шрифт:
Но сколько же еще придется крутить «волынку»? Какая дикость! Техника идет вперед, а тут сиди и до умопомрачения верти этот занудливый кран. Как будто нельзя было приспособить электричество или сжатый воздух! Нажал кнопку, кран крутанулся в корпусе — и пожалуйста, все готово. Наверное, если бы конструкторы не поленились пошевелить мозгами, они смогли бы пристроить спускной кран не под брюхом котла, а в более удобном месте, чтоб слесарю не приходилось сгибаться в три погибели. Конструктора бы сюда, пускай бы притер этот несчастный краник!
Спина совсем
И Алеша вспомнил, как однажды в разговоре с матерью жаловался отец: «Собачья работа! Грязь и холод. Зависишь черт знает от чего. Не успел подготовиться к зиме — и все полетело вверх тормашками. Разве испытывают такое заводские работники!»
Что там говорить, на заводе не пришлось бы так мучиться. Светло, тепло, чисто. А тут от смены до смены руки не промоешь как следует. Паровозы то заходят, то выходят, холод врывается в здоровенные ворота, сквозняки гуляют как ни в чем не бывало, не успеваешь нос утирать, а схватить грипп, кажется, проще простого. Но, как назло, ничто не пристает…
Такими размышлениями был занят Алеша, когда увидел Митю.
Митя работал на этом же паровозе. Он торопился и, если бы Алеша не заметил его, возможно, не подошел бы. Но не подойти теперь означало еще более усложнить отношения. Конечно, во всем виноват Алешка — и в том, что болтал при Вере, и в том, что тайком хлопотал о разряде. Но отходчивое сердце Мити уже отыскало ему оправдание. Ведь болтал-то он не по злобе. Что поделаешь с человеком, который сам признается, что у него не хватает каких-то центров, управляющих языком! С разрядом получилось неладно, думал только о себе. Но ведь Мите-то он не напортил, не перебежал дорогу. А хорохорился, видимо, оттого, что понял свою вину, да характер не позволил сознаться. И вообще, сердиться на него трудно, как на Егорку: нашкодничает и тут же забудет.
Они поздоровались. Помолчали. Митя спросил:
— Чего такой синий? Замерз, что ли?
— Посинеешь с этим проклятущим спускным краном! — заворчал Алешка, тыльной стороной ладони вытирая коричневый от мазута нос.
— Когда-то я тоже с ним умаялся. А ну-ка, дай посмотреть, — Митя быстро проверил кран по краске и присвистнул: — О, тут, брат, осталось начать и кончить. Поспешить надо, паровоз раньше срока сдают… — Он вскинул глаза на сумрачное лицо Алешки, — Знаешь что? Я сейчас одно дело кончу — и к тебе. Добьем его…
Вероятно, в знак благодарности Алешка звучно потянул носом. Оставив кран, он вылез из-под брюха паровоза, с наслаждением разогнул спину и, глядя в ту сторону, куда ушел Митя, задумался.
На его месте он, Алеша, никогда не смог бы так. Как будто человек понятия не имеет о гордости. А ведь у него гордости хоть отбавляй. Что же он, на самом деле все забыл, все простил? Нет, так не бывает! Значит, это хитрый, мстительный ход: «Засыпаешься, дружок? Этого и следовало ожидать. Но не падай духом. Я хоть и не имею разряда, а все же подсоблю тебе, выручу, знай мою доброту! А тем временем все увидят, какой ты слесарь!»
Взгляд у Алеши стал ледяным. «Плевали мы на вашу великодушную помощь!»
Митя пришел через час, раньше не удалось вырваться. Алешки возле паровоза не было. На раме лежали гаечный ключ, ветошь и консервные банки с краской, мятым стеклом и пастой. Проверив кран, Митя прищелкнул языком: Алешка почти ничего не успел.
Едва он поставил кран на место, как подлетел Алешка, в лихорадочном порыве прикрыл кран руками, взволнованно зачастил:
— Оставь, пожалуйста. Тебя же никто не просит. Зачем это нужно?
Митя опешил в первую минуту. Но потом доверительно улыбнулся:
— Не будь чудаком. Стесняешься, что ли? С кем не бывает? Иной раз дело заколодится и так упаришься, что выхода не видать. А мы сейчас спокойненько…
— Говорю тебе — ничего не нужно. — Алешка все еще держал руки на кране. — Обойдемся.
— Дурной принцип. А если прокопаешься и не успеешь?
Испуг и настороженность в глазах, во всей фигуре Алешки внезапно сменились выражением расслабленного и слегка насмешливого спокойствия. Он спрятал руки в карманы, снисходительно и вежливо усмехнулся:
— Спасибо за заботу. Но помощь, как говорится, пришла, когда надобность в ней миновала…
— Что значит — миновала?
— А то, что кран я уже сдал.
— Как это — сдал?
— Обыкновенно. Притер и сдал. Разве тебе не приходилось?
— И приняли у тебя?
— Представь себе.
— Шутишь или врешь?
— Никогда не позволил бы себе заниматься этим в рабочее время.
— Ты помазал его, а не притер. Кран притирать и притирать еще, я сейчас только смотрел.
— А Серегин другого мнения. Принял и нарядик вот подписал… — Алешка похлопал ладонью по нагрудному карману спецовки, поднял ключ, стал собирать консервные банки. — Вопрос исчерпан.
Словно желая остановить его, Митя протянул руки.
— Если правду говоришь, то Серегин ошибся. Точно. Да ты что, сам не видишь? — Нервным движением Митя вытащил кран, ткнул в него пальцем. — На этом участке он висит, а кругом просвет. Потечет кран…
Алеша дернул плечом, точно спецовка вдруг стала ему тесна.
— Поставь кран на место. Что за привычка совать нос в чужие дела! Противно!
— Ты обманул Серегина! — Митя опустил кран в корпус. У него не было сил сдерживаться, все в нем клокотало. — Обманул. Не мог он, не мог принять такое… Разве только пьяный. Это липа, обман…
Алешка вызывающе поднял голову, взвизгнул:
— Осторожней на поворотах!
— Давай доделывай. Слышишь? Кран потечет — будешь отвечать…
— Прокурор! — с гневной иронией бросил Алешка и повернулся к Мите спиной, собираясь уходить.
— Халтурщик! — презрительно прохрипел Митя. — Это все равно, что вредительство. Ты… ты и пробу, наверное, таким же способом?..
Алешка повернулся волчком, тонкие нервные ноздри его вздрагивали, в сузившихся зеленоватых глазах забилась холодная, злая радость.