Своеволие
Шрифт:
— Ох, бесовы отродья, — Старик даже ругнулся как-то без злобы. — Что ж, мы уехали, Вещун? Что ж ты допустил-то?..
— Ничего, разберемся! — жестко ответил Сашика. — Уехали — значит, надо было! Я Пущина на Ушуру ни за что не пустил бы. А Темноводный… авось, выдержит. Собираемся!
— Знаешь, атаман, — протянул Ивашка. — Я-тко, пожалуй, Деребу послушаюсь. Тута поспокойнее. Можа, и ты останешься?
— Ну, нет! — Сашика брезгливо передернул плечами. — Я-то поеду. Что ж… Прощевай, Ивашка.
Чакилган
Муж словно подслушал ее мысли.
— Еще кто-нибудь хочет остаться?
Тишина. Хвала Небу, подлецов больше не нашлось. Даже Васька Мотус и другие сорокинцы остались с атаманом. С настоящим.
До Темноводного добрались в тот же день. Дощаник — не иголка. Конечно, заметили давно и встретили большой толпой. В доспехах и с оружием — заметила княжна. Во главе стоял ненавистный Пушчи.
— По добру ли съездил, Сашко Дурной? — с краденой улыбкой спросил сын боярский.
— Да, как видишь, — Сашика тряхнул тюком с мехами, который нес на плечах. — Ушурцев объясачили, все целы и здоровы. Я слыхал, ты вот себя плохо вел…
Он так странно сказал, что Пушчи даже не понял, как отвечать на эти слова.
— Хорошо тебе, Дурной, уехал в довольстве, а мне пришлось людишек от глада спасать!
— И как? Спас? — не удержался и влез в разговор Тютя.
— Не твоего ума дело! — рявкнул Пушчи.
— А ведомо ль тебе, Федор Иванович, что еду можно не только грабежом добывать? — криво улыбнулся Сашика. Но каждый видел: ему совсем невесело.
— Сам-то… — начал сын боярский, да не договорил. — Вы на Ушуре еду добыли?
— Мы-то, как раз, народишко не грабим. Что в пути добывали — сами и съедали. А хлеба на Ушуре не сеют, везти нечего.
— Ну, а рухляди… Много ль?
— Не особо, но Кузнеца уважим.
— Счел ли ты меха? — Пушчи начал странно волноваться. — Запись о том имеешь?
— Да откуда! Бумаги ж вообще нет. На коре пометы сделал, чтобы не забыть — и всё, — Сашика хлопнул рукой по поясной сумке.
Пушчи нервно прошелся пару шагов из стороны в сторону. Задумался. И повернулся к своим ближникам.
— Хватайте!
Конечно, первыми на Сашику кинулись Петрухи. Заломили руки и быстро потащили к своему хозяину.
— Ты чего творишь, ирод?! — заорал Старик. Прочие с дощаника тоже принялись кричать.
Но на них уже нацелились два десятка заряженных пищалей.
Чакилган хотел было кинуться прямо на эти жуткие пищали, но Аратан перехватил ее и силком потянул за спины казаков и дауров.
— Тихаа! — заорал Пушчи. — Ничего с вашим ворёнком не станется. Приму ясак по его пометам. Не утаил ли чего. Я его знаю!
— Ты? Меня? — злобно выкрикнул Сашика. — По себе, гнида, судишь!
Петрухи вместе от души врезали ему здоровенными своими кулаками, заставив смолкнуть.
— Ведаю я, как вы тут всё воровски начинали, — усмехнулся Пушчи. — Никакой вам веры! Ну-тка, народ, вытряхай сумы! Все-все! Что вы от государя утаили? Пан! Возьми пяток казаков, да дощаник их проверь!.. И смотри мне! Не смей чего умыкнуть!
— Хотели бы утаить, еще в тайге закопали, — откашлявшись, негромко заявил Сашика.
Пушчи на миг замер, чего-то испугавшись. Оглядел своих ближников. Но тут же хитро улыбнулся.
— Но ты ж не таков. Да, Дурной?
Пересчитав меха, сын боярский остался доволен.
— Маловато из нехристей вытряхнули… Маловато! Но что с вас… Ладнова! Вижу, пока никаких утаек нету. Отдайте пищали есаулу Пану и расходитеся!
Люди Сашики недовольно загудели, но оружие сорокинцев по-прежнему смотрело на них, и пришлось подчиниться.
— А я тоже могу идти домой? — уточнил Сашика, которого еще крепко держали за руки.
— Ннет… — покачал головой Пушчи. — Обчество решило: негоже, дабы один казак с бабой даурской в цельном доме самолично жил.
— Дай-ка угадаю, — оскалился в улыбке муж Чакилган. — Теперь там ты живешь?
— Не я один, — приосанился сын боярский. — Но кому, ежели не мне?
— Ясно, — Сашика рывком высвободил руки, нашел Чакилган. И ушел из Темноводного.
Они поселились в даурском выселке. Потихоньку сюда, к уже обжившемуся Мезенцу, перебрались все ватажники и некоторые иные друзья Сашики.
— Бежим! — жарко говорил атаману Аратан. — Идем к даурам! Зачем тебе это гнилое место, полное гнилых людей? Дауры добро помнят! Князем станешь! Вольно жить будешь!
Чакилган видела, как ее муж сжимал кулаки от этих слов.
— Этот острог я с друзьями построил. И ты предлагаешь мне отсюда бежать?
— Надо уходить, Найденыш, — вздыхал Старик. — Чай, не впервой. Обустроимся как-нить. Ты ж видишь, что творится. Пущину каждый из нас — ворог. Каждый — опасность. Открыто сдушегубничать — ему невместно. Но уж эта змеюка придумает, как нас извести. Надо уходить, пока ноги целы.
— Ну, давайте хоть хлебушек пожнем! — пробасил Рыта, испуганно вскинув брови.
— Вот! — грустно улыбнулся Сашика. — Урожай-то надо собрать.
И они собирали. Теперь рабочих рук у Рыты стало больше, вместе с даурами они быстро очищали поля. А собранное почти сразу уволакивали люди Пущина.
— Ну, куда! — на Мезенца смотреть было больно. — Не обмолочено. Не провеяно…
— Кончилась райская жисть, — вздыхал Старик. — И сюда боярская воля добралась…
— Ну, это мы еще поглядим! — зло ответил ему Сашика.