Своеволие
Шрифт:
Темноводный шумел привычным суетливым рабочим шумом… Словно, ничего и не было. Мир вокруг жил и радовался, не ведая о том ужасе, что всё еще терзал сердце девушки. Сашика, по счастью, уже вернулся домой. Покуда светло было на небе, он выбрался на чурбачок у входа и латал прохудившиеся коты. Увидел их издали: сначала удивился, потом, узнав, улыбнулся (так, как умеет улыбаться только Сашика), но, разглядев хмурые лица жены и друга, сразу посерьезнел. Отложил обувь, встал и двинулся навстречу.
— Что случилось?
— Да на тропке к женке
— Кто? — на месте ее Сашики стоял уже другой человек. Княжна несколько раз видела такое преображение своего мужа. Тот словно каменел, наливаясь ледяным холодом — и Чакилган понимала, что ее любимый может становиться таким же пугающим, как и остальные лоча.
— Да сызнова энти… сорокинские, — махнул рукой дончак. — Кисель с Панко, мать их! Кажись, хмельные…
Сашика уже не слушал. Убедившись наскоро, что жена цела, он тут же ринулся в дом.
— Эй! Сашко, не дури! — моментально понял атамана Тютя. — Слышишь?.. Ить, псина бешена! Сашко! Давай, хоть нас дождись!
И, стеганув от души вороного конька, Митька рванул вверх по дорожке.
Сашика выскочил почти сразу, только и взяв в избе, что свой «драконий меч». Сделал пару шагов, но замер на месте. Потом, рыча под нос незнакомые, но явно плохие слова, все-таки сел на чурбак и стал натягивать драные коты на ноги. Снова вскочил, подхватив меч, но ладошка Чакилган мягко легла ему на грудь и остановила разбег.
— Родная… — сдерживая рычащего зверя в груди, заговорил ее муж. — Так надо. Я должен…
Дочь Галинги лишь молча кивнула. Да, так надо. Она сама не поняла, если бы Сашика так не поступил. Но…
— Тютя велел его дождаться, — тихо, но непреклонно сказала она (голос все еще плохо ее слушался). Затем прижалась щекой к щеке и шепнула. — Я прошу…
Сашика замотал головой, словно, задыхался. Чакилган ладонью слышала злобное рычание в груди мужа… Но он все-таки сдержался. Да и ждать долго не пришлось: Темноводный — маленький острог. Вот уже от юго-западной башни двигалась небольшая, но шумная толпа. Чакилган разглядела, как за вооружившимся Митькой широко шагали друзья Сашики. Рыта только с луга явился и даже шел, грозно воздел над головой косу. Только Турнос снарядился, как в бой: в куяке и иерихонке, с неизменным шестопером за поясом. Слева, чуть отстав, в прибежку догонял прочих Старик, только-только пошедший на поправку. Ничипорка уговаривал его, хватал за локоть, но Тимофей зло отмахивался и выливал на парня полную лохань ругательств, которых в его голове хранилось без счета. Глаза даурской княжны повлажнели, размазывая картинку.
Не все лоча плохие.
— Ну? — Старик заорал атаману издали. — Где вони? Кому хвосты крутить будем?
— Идем! — только и бросил Сашика, перебрасывая «драконий меч» в ножнах из правой руки в левую.
Да вот идти не пришлось. Чакилган так засмотрелась на южную сторону, что не заметила, как с северного конца к их дому подошел тот самый Федор Пушчи.
— Охолонь, Сашко, — заговорил тот, не здороваясь. — Разговор есть.
Глава 13
Пушчи встал прямо перед ее мужем. Чакилган показалось, что Сашика отшвырнет его на сторону… Но сдержался.
— Не до разговоров мне сейчас… Федор Иванович.
— Маю, что есть. Об деле твоем и буду речи весть.
Сашика застыл. Посмотрел на Пушчи иными глазами.
— О каком это деле?
— Знамо о каком. Кисель с Панко сей час ко мне прибегли и в ножки бухнулись. Покаялись в баловстве своем…
— В баловстве?! — Чакилган едва успела схватить правую руку мужа, которая моментально легла на рукоять.
— А чавой-то воры до тебя пошли, добрый человек? — влез между атаманом и человеком приказного Старик.
— От ты дурень! — хохотнул тот, слегка побледнев. — Или я не сын боярский? Или не меня сюда приказной поставил, дабы порядки блюсти? К кому, как не ко мне им было бечь?
— В тайгу им бечь следует, сукам, — глухо бросил Сашика. — Авось там не найду.
— Ну-ну! — Пушчи спину выгнул, весь как-то нахохлился. — Ты б не спешил Сашко, да прозванье свое не оправдывал. Мало ль чего твоя баба тут нагородить успела.
Чакилган медленно подняла глаза на сына боярского. Пушчи нарочито отвернулся.
— Ну, сглупили казаки, с кем не бывает с пьяного-то глазу. Не признали они твою бабу. Думали: даурка вольная, ничейная…
— А ничейную даурку, значит, можно? — Сашика мерил Пушчи ледяным взглядом, но зверь в нем уже слегка отступил.
Пушчи удивленно смотрел на атамана. Потом сказал, ровно, не слышал вопроса.
— Да что было-то? Дело молодое, сердце разгорячили, пошли миловаться… но с не с той, с кем следовало… Ну, что за спрос за слова неумные?
— Не видал я допрежь, чтоб со слов по земле валялись… — неряшливо бросил Митька Тютя.
— Так ить, она ж первая их вдарила! — обрадованно подхватил Пушчи. — Не разобралась сдуру и волю рукам дала… Ногам, вернее. Или не так было, красавица?
Хитро так посмотрел на нее, а Чакилган в краску бросило. Первой она ударила, верно. Да только не так всё было! Не так!
— Молчишь вот, — укоризненно покачал головой сын боярский. — А из-за дури твоей вои православныя индо кровушку друг другу не пустили.
— Ты с женой моей разговариваешь, — подшагнул вперед Сашика.
— То ведаю, — горестно вздохнул Пушчи. — Ну да, бог тебе судья. А по делу: неслед из-за бабьего навета внутри воинства раздор разводить.
Повернувшись ко всей компании, он возвысил голос:
— Али у нас иных ворогов тута нету? Кругом они! И нам, православным, надо друг за дружку держаться! И тот, кто вражду меж своими сеет — тот враг и есть!
Сашика спокойно дослушал речь до конца.
— Ты серьезно думаешь, что я это просто так спущу? — спросил он.