Шрифт:
Ann Patchett COMMONWEALTH
Copyright © 2016 by Ann Patchett
Russian Edition Copyright © 2018 by Sindbad Publishers
Посвящается Майку Глэсскоку
1
Крестины приняли странный оборот, когда на торжество с бутылкой джина явился Альберт Казинс. Фикс улыбался, отворяя ему дверь, и потом еще улыбался, не сразу сообразив, что на бетонных ступенях крыльца стоит Альберт Казинс из окружной прокуратуры. За последние полчаса Фикс открывал дверь раз двадцать – соседям, друзьям, прихожанам своей церкви, членам общины, сестре Беверли и всем своим
– Добрый вечер, Фикс, – протянул руку долговязый заместитель окружного прокурора в костюме и при галстуке.
– Здравствуйте, Эл, – сказал Фикс, неуверенный, вправду ли это его уменьшительное имя. – Рад, что выбрались все-таки. – Дважды энергично тиснул руку гостя и высвободил свою.
– Под занавес, – сказал Казинс, оглядывая толпу гостей и как бы сомневаясь, что ему тут найдется место. Вечеринка явно перевалила за середину – маленьких треугольных сэндвичей уже почти не осталось, а печенья – меньше половины. И скатерть под чашей с пуншем стала розовой и влажной.
Фикс отступил в сторону, пропуская гостя:
– Лучше поздно, чем никогда.
– Ну, разве я мог пропустить такое событие? – Меж тем он именно пропустил. Ибо на крещении его не было.
Из окружной прокуратуры Фикс вообще пригласил одного Дика Спенсера. Тот и сам раньше был полицейским, по вечерам учился на юридическом, взволок себя по карьерной лестнице и при этом всегда умел правильно себя поставить. И раньше, когда он сидел за рулем черно-белого патрульного автомобиля, и теперь, когда стоял перед судьей, – сразу становилось ясно, откуда он. Казинс, конечно, тоже был слуга закона – прокурорские и полицейские одно дело делают – и вполне дружелюбен, если ему что-нибудь было нужно, однако не до такой степени, чтобы пригласить копа выпить, а если уж приглашал, то лишь с целью выведать что-то за кружкой. Прокурорские – они из тех, что стреляют у тебя сигареты, говоря, что, мол, бросают курить. А вот полицейские, уже переполнившие гостиную и столовую и выплеснувшиеся на лужайку под натянутые бельевые веревки и два апельсиновых дерева, бросать не собирались. Они пили холодный чай пополам с лимонадом и дымили как грузчики.
Альберт Казинс вручил свой пакет Фиксу, и тот заглянул внутрь. А там обнаружилась бутылка – большая бутылка джина. Другие гости дарили молитвенные карточки или перламутровые четки, или карманную Библию в белом шагреневом переплете и с золотым обрезом. Пятеро сослуживцев – или их жены – скинулись и преподнесли синий эмалевый крест на цепочке с маленькой жемчужинкой в середине – прелестную штучку, на будущее.
– Значит, теперь парень и девчонка?
– Две девочки.
Казинс пожал плечами:
– Ну, разве природе укажешь?
– Не укажешь, – согласился Фикс и закрыл дверь.
Беверли просила дверь не закрывать, чтобы не задохнуться, и это лишний раз доказывало, как мало она знает о том, до какой степени человек человеку бывает волк. Неважно, сколько народу набилось в дом – дверь, черт возьми, надо держать закрытой.
Беверли выглянула из кухни. Между ними было добрых три десятка человек – весь выводок Мелоев, весь клан ДеМаттео, орава мальчишек-причетников, расправлявшихся с остатками печенья, – но не заметить Беверли было невозможно. В этом-то желтом платье.
– Ф-и-икс… – выкрикнула она, перекрывая галдеж.
Казинс, обернувшийся первым, поклонился.
Фикс инстинктивно выпрямился, но момент был упущен.
– Будьте как дома, – сказал он заместителю окружного прокурора и показал на детективов, собравшихся за раздвижной застекленной дверью и еще не успевших снять пиджаки. – Вы наверняка всех тут знаете.
Может, да, а может, и нет. Но хозяина Казинс не знал точно. Фикс стал прокладывать себе путь в толпе гостей, и они расступались перед ним, хлопали по плечу, жали руку, говорили «поздравляю». Он старался не наступить ненароком ни на кого из детей, – среди которых была и его собственная четырехлетняя Кэролайн, – игравших во что-то на полу столовой, прямо под ногами у взрослых, и ползавших на манер тигров в засаде.
Кухня была переполнена женами – все они хохотали и говорили слишком громко, и проку не было ни от кого, кроме Лоис-соседки: она доставала из холодильника всякую снедь. Лучшая подруга Беверли Уоллис, глядя в хромированный тостер, поправляла помаду на губах. Уоллис была чересчур тонкая и чересчур смуглая, а когда выпрямилась, оказалось, что еще и намазана чересчур. У стола с малышкой на коленях сидела мать Беверли. Девочку переодели из кружевной крестильной рубашечки в накрахмаленное белое платьице с вышитыми вокруг шеи желтыми цветами, и теперь она была похожа на новобрачную, перед свадебным путешествием сменившую подвенечный убор на дорожный костюм. Женщины на кухне наперебой ворковали и хлопотали над ней, словно стараясь занять и развлечь до прихода волхвов. Но она не поддавалась. Голубыми остекленевшими глазами смотрела куда-то в пространство, и было видно, что она ото всего устала. Столько возни с сэндвичами и подарками – и все ради девочки, которой нет еще и года.
– Какая же она прелесть, – ни к кому не обращаясь, сказала теща Фикса и провела пальцем по округлой младенческой щечке.
– Лед, – сказала мужу Беверли. – Лед кончился.
– Лед был поручен твоей сестрице, – ответил тот.
– Значит, поручение она провалила. Попроси твоих ребят раздобыть сколько-нибудь. В такую жару безо льда что за вечеринка? – Тесемки фартука она завязала не на спине, а на шее, чтобы платье не измялось. Соломенные пряди выбились из прически и лезли в глаза.
– Если уж лед не принесла, могла бы, по крайней мере, заняться сэндвичами, – говоря это, Фикс смотрел прямо на Уоллис. Уоллис закрыла патрончик с губной помадой и пропустила его реплику мимо ушей. А он имел в виду, что надо бы помочь Беверли, которая совсем захлопоталась. А ведь таким женщинам, как Беверли, вообще хлопотать по хозяйству не пристало, таким полагается сидеть на диване, пока гости передают друг другу тарелки.
– У Бонни там радость – полная комната копов. Так что помощи от нее ждать не приходится, – сказала Беверли, а потом, на минутку перестав раскладывать сливочный сыр и огурцы, взглянула на пакет: – Что там?
Фикс предъявил бутылку, и удивленная жена одарила его улыбкой – первой за день, а может быть, и за неделю.
– Когда пошлешь кого-нибудь в магазин, – сказала Уоллис, внезапно проявив интерес к разговору, – скажи, пусть тоник прихватит.
Фикс сказал, что сам сходит за льдом. Супермаркет располагался совсем неподалеку, так что дело было минутное, и инициатива возражений не вызвала. Относительное – по сравнению с тем, что творилось дома, – спокойствие округи, шеренга коттеджей с аккуратными зелеными лужайками, тонкие тени пальм, запах цветущих апельсиновых деревьев – все это отлично сочеталось с успокоительной сигаретой. Брат Том нагнал его, и в дружеском молчании дальше они пошли вместе. Том и Бетти родили уже троих – все девочки, – и жили в Эскондидо, где глава семейства служил в пожарной охране. Фикс мало-помалу уже начинал сознавать, каково это, когда ты становишься старше, обзаводишься детьми и понимаешь, что времени тебе отпущено меньше, чем ты думал. Последний раз братья виделись на Рождество, когда приезжали к родителям и всей семьей ходили к мессе, а до этого – в Эскондидо, на крестинах Эрин. Мимо проехал красный открытый «санбим», и Том сказал: «Такой бы вот». Фикс понимающе кивнул.