Свора
Шрифт:
– Унесенный ветром...
– сентиментально молвил Константин, глядя на облачко пыли, оседавшее над пустынной кромкой.
Геннадий издал нервный смешок.
Далее начались работы по извлечению нетрезво матерившегося, перемазанного липкой грязью Грыжи из канавы. В результате Константин подвернул себе лодыжку, Геннадий поранил руку об острый камень, а Грыжа, как ни в чем не бывало завалившись в измазанных шортах на заднее сиденье автомобиля, принялся раскупоривать очередную бутылку.
Экскурсия продолжилась.
Достигли
Долгая прогулка и резкая смена микроклиматов - влажных и душных тропиков на прохладное высокогорье - произвели на самочувствие Грыжи впечатление категорически отрицательное.
Мутно озирая высившиеся над его головой тридцатиметровые деревья с замшелыми стволами, он, еле ворочая языком, прошептал:
– Ребята... Чего-то с сердцем... Не могу... Давайте назад...
В голосе его, слабеющем с каждым произнесенным словом, в жалкой, заискивающей интонации, в том страхе смерти, что властно преодолел дешевенькую и грубоватую браваду насмешки над ней, Геннадий вдруг пронзительно и опаленно почувствовал какую-то иную, тщательно скрываемую под спудом хамства и презрительной жестокости суть того, кто именовался Грыжей... Суть изначальную, человеческую, доверчиво-детскую, знавшую о расплате, о вечности, о сострадании и любви...
Но пораженное постижение этой сути, жившей и в глубине его, Геннадия, что ныне отозвалась на зов чужого гибельного страха, это постижение прервал и развеял деловитый голос Константина:
– Э, Грыжа... Ты вот чего... Ну-ка, встань. И парочку приседаний давай... Все мигом пройдет. Надо, чтобы алкоголь выветрился, понял?
– Он попытался поднять грузное тело под мышки, но руки Грыжи безвольно упали вдоль тела, а голова завалилась на грудь.
– Х-ха, пульса нет...
– задумчиво ощерившись, произнес Костя. Подумав, добавил: - Чем живой человек отличается от мертвого? Температурой и работоспособностью. С работоспособностью - дело ясное, температура тоже вроде падает...
– Оттянув веко бездыханного товарища, вгляделся в зрачок. Произнес с притворной горестью: - Ну все... Зенки по семь копеек... Пьяница - добыча дьявола...
– Он умер?
– дрогнувшим голосом вопросил Геннадий.
– Еще как!
– глубокомысленно подтвердил Константин.
– И... чего делать будем?
– "Чего-чего"!..
– раздраженно отозвался Костя, снимая с покойного золотую цепь.
– Дуй в гостиницу, вызывай "скорую" и ментов. Заодно наличность у него конфискуй и перстень, он на телевизоре...
– Давай сначала лопатник его раздербаним, там штукарь зелени, не меньше...
– возобладали в Геннадии практичность и одновременно недоверие к шустрому и алчному компаньону.
– Да все поровну поделим, по-братски, чего ты, в натуре...
– возмутился Константин, доставая из заднего кармана шорт бумажник Грыжи.
– Я тебе крыса какая, что ли?..
Получив деньги, Геннадий отправился к машине, гадая, каким образом делить цепь, часы и перстень.
"Придется продавать, иначе никак..." - пришел он к досадному выводу. И вновь мелькнула мыслишка о том, что славно было бы закопать в этом лесочке и Грыжу, и Константина. Славно, да рискованно - вот в чем беда!
Вечер провели в хлопотах по оформлению смерти перепившего мадеры товарища. Весь следующий день мотались по различным инстанциям, договариваясь о перевозке тела на родину.
А утром Геннадий собрал чемодан, упаковав в него гостиничные мыла, шампуни и похищенные в ресторанах пепельницы.
Покончив со сборами, Геннадий достал бутылку минералки из мини-бара, аккуратно откупорил и, опустошив емкость, налил в нее воды из-под крана. Затем приладил пробку на место, завальцевав рубчатый ободок о край журнального столика, пожелал приятного утоления жажды будущим посетителям и, не забыв поглядеться в зеркало и перекреститься, отправился к машине.
В магазинчике беспошлинной торговли аэропорта сообщники обильно оросили себя одеколонами из пробных пузырьков, а затем, усевшись в креслах зала ожидания и удовлетворенно принюхиваясь к собственным персонам, принялись обсуждать планы самого ближайшего будущего.
– Закопаем Грыжу и наезжаем на Люську, - говорил, шмыгая носом, Константин.
– Так, мол, и так, за ним должок, брал из общака на личные нужды, теперь ты возвращай... В общем, тачки его забираем, квартиру тоже и грузим Люсю минимум на триста кусков зелени...
– Квартиру оставим, - покривился Геннадий.
– Ага! Ты щедрый, конечно! Ей, сучке, и комнаты в коммуналке много! А тут такая хата!.. Во заносит тебя! То волком на меня зыришь из-за джипа сраного, когда советую Пемзе его отчинить, то...
– Чего ты на джипе моем зациклился, в натуре? Свою тачку дари!
– Ладно, не пыхти... Я о другом: то ты скупой, как рыцарь, то хоромы какой-то кошелке отписываешь... О, посадку объявили, пошли к ероплану...
– Погоди, пепельница тут клевая... Ты это... Закрой меня на секунду, а то там черт какой-то в форме, усечет еще... Во... Ага... Ну? Дело мастера боится!
И - скрылась райская земля за кромкой морского горизонта...
А через считанные часы злодеев, вернувшихся из загадочной тропической дали, встречала мокрая и унылая Москва, припорошенная первым робким снежком.
В грузовом отсеке самолета прибыл на родину и почивший в бозе Грыжа. Через три дня состоялись его торжественные похороны.
Где и при каких обстоятельствах настигла Грыжу кончина, Геннадий и Константин рядовой братве пояснять не стали, провели короткое траурное собрание, выделив из общака деньги на внушительный, в три средних человеческих роста, памятник и огромную мраморную плиту.