Свора
Шрифт:
Исходя ненавистью, Геннадий поехал на базу. В кабинете застал одного из бригадиров группировки, привезшего хилую наличность из подшефного ресторанчика.
– Где деньги?!
– взревел взбешенный Геннадий.
– Ты мне чего это недоразумение суешь?!
– Да там у них клиент - как мамонт, на корню мрет, а аренда душит прямо конкретно!
– Плевать! Чтобы платили как надо!..
– Да я тебе точно говорю, разруха в общепите... Кстати, там с месяц назад два лоха погуляли - внагляк и на шару! Один другого развел и порожняком под расчет придухарил... Порожняк мы оформили, он не в отказе,
– Процент идет?
– Знамо дело! Потому и ласково...
– На сколько оприходовать его можно?
– Вроде нищета по прикиду... Но хата есть... А значит, если с огоньком подойти, то насчитаем цифирь вразумительную...
– Так и подходи с огоньком!
– выкрикнул Геннадий и ударил кулаком по столу.
– За жабры лоха! И трясти неимоверно!
– Понял... Я, кстати, думал, ты у Пемзы гуляешь, ребята сказали отбыл...
– Поздравил да назад, - скривился Геннадий.
– Чего засиживаться?.. И ты... чего здесь?!
– вновь вскинулся на подчиненного.
– Езжай карася потрошить! Закобенится - сюда его! В клетку сначала, потом - в колодец! Работать надо! В общак гроши несете, а запросы - как у главного пахана, президента нашего! Аппетиты как у акул, а шевелитесь как налимы в иле!
– Нам в личный карман МВФ транши не перегоняет... По четверть миллиарда...
– Никому не перегоняет! Карман надо уметь подставлять!
Подчиненный бандит уже давно ушел, а взбудораженный Геннадий, сидя за столом, все еще бил по нему кулаками, вращал грозными очами и поливал красноречием в потолок и по сторонам, рассуждая на тему необходимого трудолюбия и вообще творческой инициативы.
Злоключения Шкандыбаева
Устройство на службу в "Ставриду" и каждодневная рабочая суета все более отдаляли Шкандыбаева от того неприятного осеннего утра, когда он очнулся в ресторанном подвале в окружении головорезов, предъявивших ему немыслимый счет за ужин с канувшим в неизвестность Петром, чей образ уже потускнел в памяти Шкандыбаева. Увяли и восторги, связанные с грандиозным проектом железнодорожной африканской магистрали, материализация которого представлялась ныне затеей сомнительной и многотрудной. Куда более занимали текущая работа по поиску денежных рыбных интересантов и будущая доля из дивидендов "Ставриды".
Однако телефонные звонки из ресторана регулярно тревожили недобросовестного должника, но на наглые и порой нецензурные требования вернуть обозначенную сумму он отвечал, что как только, так сразу, ибо покуда стеснен материально, после чего телефонную связь расторгал, легкомысленно полагая, что таким поведением способствует накоплению в кредиторах усталости и чувства безнадежности.
Действуя подобным образом, Шкандыбаев исходил из стереотипов, применимых к собственной персоне, а потому полной и ошарашивающей неожиданностью явилась для него встреча на улице с двумя крепкими пареньками, один из которых, вежливо поздоровавшись, ткнул Шкандыбаева кулаком под дых, а второй, поймав оседающую на асфальт жертву за воротник, забросил ее, как живодер кота, в чрево просторного автомобиля с затемненными стеклами.
Способность полноценно дышать и изъясняться Шкандыбаев обрел лишь в помещении какого-то офиса,
Освобожденный от повязки, Шкандыбаев увидел оклеенные пухлыми модными обоями стены, стол из мореного дуба, а за ним - необыкновенно тучного молодого человека с такой злобной и сытой мордой, что в сознании похищенного сразу же утвердился зловещий термин: мафия...
Оглянувшись, Шкандыбаев обнаружил за своей спиной еще несколько типажей, чей откровенно циничный облик обоснованность термина подтвердил бесповоротно.
– Ты что же, паскуда, по кабакам на халяву тренируешься проезжать? подала голос сидящая за столом уголовная личность.
– А? Чего молчишь, гнида? Язык отсох? Так мы его сейчас вмиг реанимируем...
– Я же говорил...
– держась за перехваченное судорогой горло пляшущими пальцами, пролепетал Шкандыбаев.
– Я ожидаю денег... И как только...
– А ты в курсе, что должок вырос?
– перебил его толстый гангстер, по-бульдожьи выпятив челюсть.
– Тебя, падла, предупреждали? Предупреждали ведь?!
– Д-да...
– В общем, считай, погулял ты на десятку зеленых, - прозвучал безапелляционный вердикт.
– Теперь вопрос: когда будешь отдавать?
Мысли Шкандыбаева спутались... "Когда?" Прекрасный вопрос! Прекрасный прежде всего тем, что означает: отсюда его, Шкандыбаева, отпустят... И свобода, как говорится, встретит у входа... У выхода, точнее. Но! Если он согласится с названной суммой, да еще подпишет какие-нибудь долговые бумаги, то встреча со свободой будет весьма условной и недолгой...
– Чувствую, тебе надо как следует все обмозговать... У нас для этого как раз отдельный кабинетик имеется...
– Главарь приподнялся из-за стола и сделал неопределенный жест жирной пятерней, которую украшал внушительный перстень из драгметалла.
Моментально уловив суть жеста, нелюди, стоявшие позади Шкандыбаева, подхватили пленника под локотки и препроводили коридором в одну из комнат, всю площадь которой занимала клетка, сваренная из толстенной витой арматуры и покрашенная безысходно-черной краской.
Миг - и страдалец очутился внутри клетки, тут же запертой на сложного типа замок.
В ограниченном арматурной конструкцией пространстве мысли Шкандыбаева засуетились живо и горячо, как пчелки над белой акации гроздью душистой...
"Так... Продать им африканский проект?
– упорно размышлял Шкандыбаев. Можно... Но едва ли поймут перспективу... А поймут - украдут идею. Занять деньги в "Ставриде"? Шеф - чудо-человек, но вот дать взаймы - это едва ли, это он не любит...
– И вдруг полыхнуло: - Купюра! Этим бандитам она наверняка нужна как воздух! Миллион одной бумажкой!"
Он утер неверной ладонью выступивший на лбу горячечный пот. Неужели страдания не напрасны? Он не только найдет сегодня реального покупателя, но и заработает на нем сто тысяч! Десять из них пусть забирают, пусть двадцать забирают, лишь бы оказаться вне этой проклятой клетки...
– Эй!
– слабо выкрикнул он в пустоту жутковатого помещения.
– Эй, есть здесь...
На его зов входная дверь незамедлительно приоткрылась, и из-за двери прозвучал грубый вопрос:
– Чего бакланишь, чмо залетное?