Свой, чужой, родной
Шрифт:
«Вот только этого не хватало», – мысленно запаниковала я. Чего «этого», я и сама толком не знала.
От его взгляда по спине побежали мурашки, однако парень вовсе не ассоциировался с искателем приключений, который решил осчастливить как можно больше доверчивых дур и оттого меняет подружек чаще, чем носки. Но цену он себе точно знает. Почему бы и нет? Кстати, мне бы тоже не помешало. Я молода, уж точно не глупа и красива, если зеркала не врут.
«Не врут, – утешила я себя. – Не зря парень на меня внимание обратил. Была бы я дурнушкой, бежал бы себе дальше».
– Как зовут? – спросил
– Кого? – и закатила глаза в досаде. Насчет ума я себе явно польстила. – Валентина, – торопливо ответила со смешком.
– Серьезно? – непонятно чему удивился он. – Забавно.
– Не такое уж редкое имя, – пожала я плечами. – Хотя конкурировать с Настями трудно. Друзья зовут меня Тиной.
«А это я к чему?» – с опозданием задалась я вопросом.
– Тина? Как Тина Тернер?
– Типа того.
– А меня друзья зовут Валькой. Звали когда-то. – Он протянул руку и добавил: – Валентин. Будем знакомы.
– Действительно забавно, – пожимая его руку, сказала я и решила, что самое время полюбопытствовать. – Можно спросить? Что у тебя в рюкзаке?
Рюкзак он, кстати, снял, и теперь тот стоял в паре шагов от него, возвышаясь, точно утес.
– А ты любопытная, – усмехнулся мой новый знакомый, потянул за веревки и предложил: – Смотри.
Я заглянула в рюкзак и присвистнула – в нем лежали гантели. На вид неподъемные.
– И давно ты себя так истязаешь?
– Не особо.
– К чему готовишься? В одиночку на Эверест?
– Зажирел малость от сидячей работы.
Я окинула взглядом его фигуру и заметила:
– Не хотелось бы льстить, но, на мой взгляд, ты близок к идеалу.
– Ты меня пару месяцев назад не видела, – засмеялся он, подхватил рюкзак, легко закинув его за плечи, скомандовал: «Вперед!» – и припустился по тропинке.
Через два километра я отстала, а он ни разу не обернулся, чтобы проверить, здесь я или нет. Я не стала его догонять, наоборот, сошла с дистанции, сделала с десяток упражнений, а потом побежала дальше. Но по сторонам поглядывала. Особенно когда покидала парк. Может, этот тип все-таки решил меня подождать? Похоже, подобная мысль ему в голову не пришла. Против воли стало грустно. Я напомнила себе, что жизнь прекрасна, и потрусила дальше.
В доме с колоннами по-прежнему горел свет. Я вновь остановилась возле калитки в тщетной надежде хоть что-нибудь разглядеть. Дом тонул в темноте, и лишь слабый свет пробивался сквозь ставни.
Прошло минут пять, и мое терпение было вознаграждено. Свет вспыхнул в окне второго этажа, тоже скрытом ставнями. Вряд ли это можно счесть большой удачей, но одно несомненно: у дома появился хозяин.
Закрыв за собой дверь подъезда, я громко крикнула:
– Люди! – и начала подниматься по лестнице.
После революции особняк, где я жила, пошел под коммуналки, и от былого великолепия мало что сохранилось. Однако сносить его не стали. Фасад наскоро отреставрировали, коммуналки сменились квартирами небольшой площади, по три на каждом этаже, на второй этаж был отдельный вход с улицы. В те времена, когда здесь еще царил коммунальный рай, в просторном холле второго этажа находилась общая кухня. После того как коммуналки превратили в квартиры,
Из нашей сплоченной троицы я здесь появилась самой последней. К тому моменту Людка жила в квартире под номером пять уже больше года, успев не только близко познакомиться с Тимофеем, но и закрутить с ним роман, впасть в эйфорию, оттого что этот восхитительный мужчина появился в ее жизни, изменить свое мнение о данном событии с точностью до наоборот, ввязаться в полугодичную позиционную войну с бывшим возлюбленным, а ныне чудаком на букву «м», и в конце концов даровать ему по доброте душевной прощение.
Людка, как и я, жилье снимала, а вот Тимофею оно досталось по наследству от бабки. С соседом мы подружились довольно быстро. Людка, с подозрением понаблюдав за этим, сочла своим долгом меня предупредить, что кармическая задача Тимофея – привнести в мою жизнь испытания, а вовсе не безбрежное счастье, о котором я могла по наивности грезить.
В результате с ней мы тоже подружились. И именно мне пришла в голову идея сделать из холла что-то вроде общей гостиной. Ящик для хранения картошки, велосипед и лыжи отправились на свалку, а их место занял старый, но вполне приличный диван и два кресла, купленные в складчину по объявлению в Интернете. А также телевизор. На телевизоре настояла Людка – она была из тех, кто любит, чтобы над ухом кто-то постоянно трындел, и включала телик, лишь только входила в квартиру. Засыпала тоже с телевизором. К мебели вскоре добавился журнальный столик, затем обеденный стол, три стула с барахолки и старая этажерка оттуда же, на этажерке хранились книги, которые я настоятельно рекомендовала своим друзьям прочесть. Людка их действительно читала, а Тимофей отговаривался крайней занятостью, хотя времени у него вполне хватало, чтобы вечер напролет слушать нашу с подругой болтовню или на пару с Людкой смотреть по телевизору биатлон.
Двери в квартиры мы, будучи дома, оставляли открытыми, оттого, поднимаясь по лестнице, я могла убедиться, что оба уже вернулись. Людка – с дня рождения приятельницы, а Тимофей – с работы.
Подруга трудилась в газете и не реже двух раз в неделю грозилась уволиться, называя газету «жалким листком для подтирки», коллег – динозаврами, а себя – дурой, раз уж ее угораздило выбрать профессию, которая исчезнет, как исчезли в свое время колотый сахар с серебряными щипчиками, калоши и рыцари.
Тимофей служил закону, будучи сотрудником следственного комитета, и иногда баловал нас душераздирающими рассказами о преступлениях века, не скупясь на жуткие подробности. Мы с Людкой начинали визжать и просили его заткнуться, но он со смехом продолжал ораторствовать. В такие моменты я каждый раз думала, что характеристика, некогда данная ему Людкой и вполне укладывающаяся в формулировку «гадкий гад», абсолютно верна, хотя его Твиттер описывал Глазкова как милого плюшевого мишку.
На мой крик из своей квартиры появился Тимофей.