Свой против своих
Шрифт:
— Не вовремя это кино показали, — с непроницаемым лицом сказал Грязнов. — Может, преступник тоже его посмотрел, тоже догадался выбросить мобильник.
— Вряд ли. По-моему, его как раз показывали вечером семнадцатого. Именно в то время, когда была убита Преснякова. Александр Борисович, ты ведь, помнится, уже сталкивался с чем-то похожим на поливановском деле.
— Да. Тогда Амирбекян здорово помог нам, — подтвердил Турецкий. — Однако ситуация была другая, намного проще. Там имелись записанные нами разговоры. Он лишь обнаружил город, куда звонил преступник.
— Я бы сказал, не просто город, а даже адрес, по которому проживал абонент. Думаю, квалификация достаточно высока, чтобы и здесь чем-нибудь помочь. Грузите его.
Расшифровка телефонных разговоров — это прежде всего поиск. Тщательная попытка найти среди сотен тысяч голосов один нужный. Такая экспертиза может затянуться надолго, и в ожидании ее результатов следственная бригада, по сути, оказывается в простое. Поэтому обращаются к ней в случае крайней необходимости. Когда Турецкий представил объем подобной работы, ему стало дурно. Он срочно позвал к себе Галину Романову, которая любила пользоваться прослушкой, и они вместе сочинили заявку на проведение экспертизы слаботочной аппаратуры мобильной связи. Решили не обрушивать на голову эксперта все заказы сразу. Сначала пусть поищут разговоры Скворцовской, не удастся найти — пусть берутся за поиски Василия Загорских, а уж если и здесь ничего не обнаружат, пусть примутся за Верещагина.
Среди криминалистов существуют два типа экспертов. Одни терпеть не могут вопросов на промежуточных этапах работы, не любят, когда их дергают. Вот получили они задание — и больше не будут общаться со следователем, пока не добьются окончательных результатов. Есть и другой тип, к которому принадлежал Корюн Суренович Амирбекян. Он в любой момент охотно объяснял, чем сейчас занимается и что осталось сделать. Иногда даже сам звонил следователям, говорил: вот сегодня удалось выяснить такую-то вещь. Происходило это не потому, что он сомневался в правильности своих действий и нуждался в моральной поддержке. Скорее наоборот — в словах Корюна Суреновича сквозило нечто сродни хвастовству: вот, мол, я уже сделал часть работы, а это совсем не просто, и хочу, чтобы вы об этом знали. Например, сегодня, получив задание от группы Турецкого, он уже через полчаса позвонил Александру Борисовичу и сообщил, что на имя Скворцовской зарегистрирован один аппарат.
— Надеюсь, это лучше, чем если бы их было пять?
— Разумеется. Сужается фронт работ.
Через какое-то время Амирбекян сказал, что на аппарате были сигналы и с Кипра, и из Америки.
— Это реально? — спросил он. — Мы не ошибаемся?
— Да, там ее близкие сотрудники. Я так и думал, что они часто перезванивались.
— Содержание тех разговоров понадобится?
— Только если они связаны с Василием Загорских. Сейчас нас интересует только это.
Когда Корюн Суренович позвонил в следующий раз, голос его казался обескураженным:
— Мы все проверили. Голос Загорских имеется. Только не Василия, а Ерофея.
— Как — Ерофея?! Слышать не слышал я такого имени.
— Возможно, это прикрытие. Так или иначе, был в воскресенье звоночек от Ерофея Загорских. И однозначно, это нужный для вас диалог. Потому что мужчина спросил: «Людмила Витальевна! А когда нужно пришить этих двоих?» И Скворцовская ответила: «Завтра, обоих в один день. Только его утром, а ее вечером». Пришить! Тут двух мнений быть не может.
— Крутые ребята, однако, — покачал головой Турецкий и спросил: — Корюн Суренович, когда вы сможете прислать нам запись разговора и заключение экспертизы?
— Думаю, часа через два все хозяйство будет у вас. Я еще раз для страховки проверю. Уж очень трудно было вычленить их разговор из насыщенного потока. Если бы не мелькнула фамилия Загорских, рыбка сорвалась бы с крючка.
— Вот спасибо так спасибо. Что бы я без вас делал! Пропал бы! Как пить дать пропал!..
Запись разговора Скворцовская выслушала с каменным лицом, без тени удивления. Отвечать на вопросы следователей она опять отказалась, снова не преминув обозвать всех сотрудников Петровки «оборотнями».
— Напрасно вы упорствуете, Людмила Витальевна, ох напрасно, — увещевал ее Турецкий. — Ведь этим вы только усугубляете свое и без того сложное положение. Сами видите, какие неожиданные следы вдруг удается обнаружить. Думали ли вы, когда разговаривали, что ваши слова могут где-то быть зафиксированы. Но вот — теперь мы прослушали их вместе.
Скворцовская капризно вздернула голову и промолчала.
Когда арестованную увели, Александр Борисович позвонил в отдел кадров банка «Орион-2002» и попросил инспектора зачитать ему анкету Василия Загорских.
— Все подряд? — удивилась та. — Может, проще сделать ксерокс и послать по факсу?
— Проще как раз прочитать. Сейчас меня интересуют только его родственники. Есть ли среди них человек по имени Ерофей?
— Еще бы, это его родной брат, — ответила кадровичка. — Загорских Ерофей Тимофеевич.
— В каком году родился?
— В семьдесят четвертом.
— А сам Василий когда?
— Тоже в семьдесят четвертом. — В голосе собеседницы чувствовалась растерянность.
— Василий в каком месяце родился?
— В июне.
— То есть его матушка в том году не могла родить ни до него, ни позже. Значит, они близнецы.
— Выходит, что так.
— Что ж. Огромное спасибо за помощь. Разумеется, Василию о моем звонке не говорите.
Услышав новость о брате-близнеце, Вячеслав Иванович тут же спустился в кабинет к Турецкому.
— Ай да Загорских! Ай да сукин сын! — заливисто кричал он. — Не сказал, мерзавец: наверное, вы, ребята, путаете меня с братом. Нас же трудно отличить.
— Выгораживал брата, не хотел подставлять. На его месте так поступил бы каждый.
— Это понятно. Только неужели он не соображал, что все равно докопаемся. Ну экземпляр! Представляю, как сейчас начнет разыгрывать удивление, как станет утверждать, что знать не знает его адреса, и все в таком роде.
— Ты погоди, не кипятись, — сказал Турецкий. — Мы же не знаем, какие между ними отношения. Всякое случается между близкими родственниками. Может, они в ссоре и Василий в самом деле не знает, где живет брат.
— Все он прекрасно знает.
— Ну так, может, и скажет. Чего раньше времени паниковать.