Свой против своих
Шрифт:
— Про их близкие отношения вы узнали от кого-то из сотрудников «Ориона»?
— Нет, насколько я понял, на работе они свои отношения скрывают. Тут ничего удивительного нет. Служебный роман — слишком большое лакомство для пересудов. Тем более что Василий существенно моложе Людмилы Витальевны. Об этом мне рассказывал мой школьный приятель Вадим Потоцкий. Он журналист, работает в газете обозревателем в отделе культуры, часто ходит на всякие шумные премьеры. И несколько раз встречал там Скворцовскую и Загорских.
— Откуда он их знает?
— Он знает Людмилу Витальевну. Это я их познакомил. Как-то она была у меня дома, когда неожиданно зашел Вадим. Они и познакомились.
— Загорских-то он не видел.
— Вот это уже узнал я. Она как-то проговорилась, что иногда куда-нибудь ходит с ним. Якобы просто чтобы не идти одной. У нас ведь тоже, несмотря на разницу в возрасте, были со Скворцовской близкие отношения. Поэтому я даже в какой-то степени ревновал этого сибиряка к ней. А что делать — ведь я нахожусь далеко. Впрочем, — добавил Саврасов, — сейчас эта проблема утратила свою актуальность. Теперь у меня есть невеста.
— А про других сотрудников «Ориона» вы что-нибудь знаете? Например, про заведующую операционной службой Чохонелидзе.
— Краем уха слышал эту фамилию, только ничего о ней сказать не могу.
В это время затренькал лежавший на стуле мобильник, и Дмитрий нетерпеливо схватил его.
— Да, Риточка, все делаю, стараюсь успеть как можно больше. Не знаю, милая, сколько еще пробуду в Москве.
Глава 27 Свет ушедших звезд
Будний день — он будний и есть. Мало кого из жильцов застал Курточкин в это время дома. Все же выяснил, что собаки у Скворцовской нет и никогда не было. Иначе бы банкирша с ней гуляла, все бы видели. Живет одна, гости бывают часто. Не большими компаниями, а так: то один мужчина, то другой. Наверное, деловые визиты. Иной раз такие молокососы приходят — с ними только о работе говорить. Не романы же крутить.
С Новокузнецкой Алексей Михайлович поехал по знакомому адресу во Второй Михайловский, чтобы поговорить с соседом застреленного Лисицына.
Дверь ему открыла полная седоволосая женщина с короткой стрижкой. Навстречу посетителю вышел из комнаты Всеволод Леонидович — с палочкой, идет очень медленно. Одет в дорогой спортивный костюм.
— Извините, что я без галстука, — пошутил хозяин. — Очень трудно завязывать узел — руки плохо слушаются.
В предельно скромно обставленной комнате бросался в глаза специфический беспорядок, вызванный, очевидно, болезнью главы семьи. Левая рука Казовского действовала совсем плохо, да и правой он владел не совсем уверенно.
Супруга заявила, что сейчас накормит мужчин обедом. Это было сказано с такой подкупающей доброжелательностью, что следователь не нашел нужным отказываться и был доволен, когда ему нашлось занятие: нужно было принести из соседней комнаты и расставить стол-книгу. Во время обеда Всеволод Николаевич несколько раз что-нибудь опрокидывал: бутылочку с соусом, перечницу. Большого ущерба это не принесло, поскольку все предусмотрительно закрывалось пробочками.
— Насколько ужасно то, что произошло с Григорием Романовичем, — сказал Казовский. — Когда я услышал об этом, у меня давление подскочило за двести.
— Вы же встречались с ним накануне вечером.
— Почти час гуляли. Гриша зашел за мной, помог сойти вниз. У нас от лифта до дверей подъезда ведут пять ступенек, и там нет перил. Поэтому мне одному трудно, даже с палочкой.
— Вообще вы с ним часто встречались?
— Не очень, раза два в месяц. Я бы рад чаще, да он сильно занят.
— Григорий Романович рассказывал что-нибудь о своей работе?
— Представьте себе, да, — оживился Всеволод Леонидович. — И я понимаю, почему это происходило. Ему хотелось выговориться, а на работе нельзя, дома тоже нежелательно — волноваться будут. Ну а с приятелем поделиться можно. Я для него своего рода отдушина. Он понимал, что все останется между нами. Правда, в особые дебри Лисицын не влезал — у меня другая специальность, я энергетик, поэтому обрисовывал картину в общих чертах. Из рассказов последнего времени легко было понять, что он весьма недоволен своим начальником, забыл его фамилию.
— Верещагин, — подсказал Алексей Михайлович.
— Да. Я помню, что-то художественное, чуть было не назвал его Шишкиным, — улыбнулся Казовский. — Так этот Верещагин заставлял его получать наличными крупные суммы в долларах. Причем выдавали ему одни деньги, а расписку заставляли давать на другие — гораздо большие. Якобы часть денег хотели пустить на благотворительность, но таким образом, чтобы детским домам было выгоднее. В общем, он чувствовал, что начальник химичит. Отказаться не мог, поскольку на бумагах должна стоять подпись заведующего административно-финансовым отделом «Глобуса». Прямых доказательств жульничества начальника у него не было. Только чувствовал, что добром дело не кончится.
Следователь догадался, что помимо отсутствия доказательств Лисицына сдерживали от скандала с начальником большие заработки. Его квартира была обставлена куда как богаче, чем квартира приятеля, в которой они сейчас разговаривали.
— Не говорил ли вам Григорий Романович, что в субботу ездил передавать большую сумму долларов?
— Нет, этого не говорил.
— Кроме Верещагина он называл какие-либо фамилии?
— Тоже нет. Что мне фамилии — я же никого в этом мире не знаю. То же и с названиями: говорил, что получил деньги в каком-то банке, но не назвал его.
— А какую сумму получил Лисицын и на какую была расписка?
— Цифры не называл. Просто сожалел, что расписку пришлось дать на сумму, превышающую полученную в два с половиной раза!
Больше ничего узнать от Всеволода Леонидовича не удалось. Однако и таким результатом Курточкин был доволен. Было ясно, что в любой момент может всплыть загадочная расписка.
В то время когда Алексей Михайлович покидал квартиру Казовских, было начало восьмого, Галина Романова подходила к дому погибшей вчера Чохонелидзе. Она провела в банке «Орион-2002» целый день — приехала к девяти, ушла в шесть.
Сначала под руководством Поликарпова пыталась разобраться в хитросплетениях финансовых потоков, в которые вливались поступающие под флагом борьбы с бедностью международные, то есть ооновские, средства. Задача не из легких, и без умнейшего Владислава Александровича бедняжка Галина уже давным-давно захлебнулась бы и пошла ко дну. Слишком много бумаг сопровождало каждую перестановку денег из одной позиции в другую. У несведущего в бухгалтерском учете человека, а именно к этой части человечества принадлежала следователь Романова, сразу складывалось впечатление, будто такое количество документов расплодилось по инициативе жуликов, которым легче ловить рыбку в мутной воде. Поликарпов, посмеиваясь, пытался обосновать ей необходимость того либо иного формуляра, Галина в конце концов соглашалась с ним, однако червячок сомнения по-прежнему копошился в душе: подобная процедура учета денег на руку только жуликам. Нормальные люди сделали бы все это гораздо проще. В душе поднималась волна неприязни к устроителям бумажной вакханалии, где одно и то же количество денег записывается под разными названиями в различных бумагах.