Своя - чужая война
Шрифт:
– О, Боги, - сказал кто-то в строю даргасцев.
– Опять эти создания. Нам конец.
И столько в этой фразе было обреченности и безнадежности, что казалось произнесший ее, сейчас выхватит из ножен кинжал и вонзит его себе в сердце или полоснет лезвием по горлу, чтобы не изводить себя мучениями в ожидании неминуемой смерти. Но на самом деле так только казалось. В этот утренний час, на этом поле, в этом строю остались лишь те, кто давно мысленно попрощался и со своими родными и со своей жизнью. Они уже считали себя мертвецами, пусть сердца их и продолжали биться, гоня по венам кровь. Осталась самая малость - как можно больше врагов забрать с собой на перерождение.
"Дууу-дум, дууу-дум, дууу-дум" - глухие ритмичные удары разорвали установившуюся на краткий миг тишину.
– Что это дядька Лабус?
– вздрогнул молодой вой.
Несмотря на переполнявший его душу ужас о возможной скорой гибели, парень ничем не выдал, как ему на самом деле страшно и главное жалко прощаться в столь юном возрасте с этим, пусть и довольно жестоким, но все же прекрасным миром. Ну а то, что по щеке катится одинокая слеза, а сам он до этого беззвучно шептал слова молитвы, чтобы Боги были к нему благосклонны в скором времени - так ветер прямо в лицо. А к Богам всегда надо с вежеством.
– Да вроде как барабаны Хтыня, - прислушиваясь, сдвинул на бок шлем ветеран, выставляя наружу изуродованное когда-то давно в одном из боев ухо.
– Причем урукхайские.
– Помощь?
– с надеждой в голосе, пытался заглянуть в глаза товарищу юный воин.
– Непонятно, - возвращая на место шлем, пожал тот плечами.
– То ли помощь, то ли нас уже давно в колечко взяли. Наше дело стоять, а командиры все выяснят.
Строй зашумел и заволновался. Подобные вопросы интересовали не только Лабуса и его молодого боевого товарища, а командиры с ответами, как назло не спешили. Воины крутили головами, переспрашивали друг друга, не видел ли он чего, но все их попытки были тщетны. Со своих мест они не могли видеть, что творится в тылу, а покинуть его им даже в голову не приходило - дисциплина. А еще через мгновение с левого фланга вынесло три десятка всадников. Пригнувшись к шеям своих коней, они словно ветер пронеслись вдоль всего строя. Развернулись у правого фланга и так же стремительно поскакали в обратную сторону.
Кто это был и зачем они устроили скачки перед изготовившимися к последнему бою даргасцами было неясно. Пока неясно. Но вот в центре их боевых порядков, всадник на черном чистокровном матийце, что возглавлял эту небольшую группу наездников, вдруг резко осадил своего коня. Жеребец взрыл копытами землю, всхрапнул и, словно предсказывая желания своего седока, развернулся мордой к строю. Его наездник, облаченный в самый обычный на вид кожаный доспех, с парными клинками у бедер, единым движением встал на седло и посмотрел перед собой. К этому времени за его спиной остановились и остальные всадники, в некоторых из которых даргасцы узнали альвов.
– Не пойму, - из глубины строя послышались приглушенные голоса, - эти альвы на самом деле похожи на живых или мне отсюда просто плохо видно?
– Нас уже окружили?
– А почему не было звуков битвы?
– Неужели мы просто так сдались?
Вопросов было много, звучали они с разных сторон, но все оставались без ответа. До тех самых пор, пока неизвестный, стоящий на седле воин не заговорил.
– Что ж вы братцы, какие негостеприимные? Да еще и жадные ко всему прочему, - неожиданно для всех, в том числе и для своих сопровождающих, произнес он.
– Собрались веселиться, а друзей не позвали. Не по-соседски это. Ай-ай-ай, - покачал он головой и повернулся
– Кат, нет, ты видела этих тихушников?
– кивнул в сторону даргасцев воин.
Личная тень князя моментально раскусила игру Атея и не преминула ему составить компанию на этих импровизированных театральных подмостках.
– И не говори родитель, - выравнивая свою лошадь с Агатом и так же становясь на седло ногами и выпрямляясь, сказала девушка.
– А я всегда думала, что в Даргасе живут щедрые люди. И что они обязательно позовут добрых соседей на общее веселье. Видимо ошибалась, - подняв домиком брови и изобразив, таким образом, разочарование, покачала она головой.
– Полоумные чо ли?
– шепнул обескураженный Хтыня своему старшему товарищу, не замечая начинавшуюся расползаться на еще недавно суровом лице ветерана улыбку.
– Возможно, поживем еще малец, - облегченно выдохнул Лабус и двинул соседа локтем.
– А если и приберет нас к себе Парон сегодня, то не так обидно будет. Значит, действительно время наше пришло. Рузейцам при любом раскладе не жить.
– Дядька?
– встревожился Хтыня, боясь, что помешательство от неизвестных всадников перекинулось и на этого бывалого воина, который поддерживал в нем силу духа одним своим присутствием.
– Князь Сайшат это сынок, - посмотрел тот на парня уже другим взглядом.
Это был взгляд не готового идти на смерть бойца. Это был взгляд воина, который готов сразиться с этой костлявой старухой, чтобы зубами вырвать у нее свою жизнь и жизнь своих родных, что остались где-то там далеко за его спиной.
– А вон и его четвероногий брат, - окончательно убеждаясь в своих словах, указал он подбородком на остановившегося рядом с матийцем черного хищника.
– Ну, так что воины, - так и не дождавшись на свои риторические вопросы ответов, вновь спросил Атей, - найдете князю место в своем строю?
– Добрым соседям всегда рады, Ваша Светлость, - неожиданно для себя самого ответил Лабус. Вроде и не по чину, но он-то знал, что разумный, смотрящий на них с высоты спины своего коня к простым воинам благоволит. Рассказывали про него и такое.
Известие о том, кто на самом деле стоит перед войском быстро полетело во все его концы. Стройные каре изготовившихся к битве даргасцев колыхнулись, будто ковыль под порывом ветерка. И даже последний пессимист (а может просто реалист) вдруг явственно стал ощущать, как чувство обреченности, еще мгновение назад висевшее над всем войском, стало быстро меняться на какую-то предбоевую бесшабашность, удальство и решительность. И что немаловажно, у готовившихся умирать разумных стала появляться уверенность в том, что они не только переживут сегодняшний день, но еще и удобрят пеплом врагов, сожженных на погребальных кострах, свои земли.
– Только я не один пришел, - Атей с широкой улыбкой соскочил на землю.
– С друзьями.
– Не страшно, Ваша Светлость, - небрежно отмахнулся Лабус.
– Рузейцев хватит на всех. Может и останется ищо.
– А это уже мы будем решать, - в глазах князя полыхнуло темное пламя.
– Всех втоптать здесь в землю или все же милость проявить к выжившим.
И столько было уверенности в этих словах, что у всех, кто их слышал, пропали остатки сомнений в том, что Поле Последней Надежды станет последним пятачком даргасской земли, на которую ступил враг. Возможно, к тому времени они уже и сами будут на пути к дружинной избе Парона. Вот только, когда они войдут в нее, им будет не стыдно смотреть в глаза своим предкам. И они по праву займут свое место рядом с ними за большим пиршественным столом.