Священная Русская империя
Шрифт:
Итак, национальная идея — вещь чрезвычайно суровая, порою совершенно безжалостная, она требует самоотречения, как минимум- самоограничений и всегда — ограничения других, вплоть до безжалостного подавления тех, у кого другие идеи или ни каких идей. Активными носителями национальной идеи в любом народе является меньшинство, а большинству ни чего такого не надо. Идейные вожди всё–таки зажигают часть безыдейного большинства своей идеей и с опорой на эту часть подавляют остальных, кого поджечь не удалось. Мы так не хотим, это не гуманно, мы хотим на печке лежать, и чтобы она ехала, и чтобы щука… Но вот ведь какое дело. Народ без идеи разлагается, вырождается и умирает. И никакой печки. А щуки и не было никогда.
В древнем Риме народная мечта была сформулирована предельно
И вот римскому плебею уже мало одного хлеба и ему давно наскучили эти дурацкие зрелища. Он решил записаться в легион. Там хорошее жалованье, да можно ещё пограбить, и все бабы — твои. А службу закончишь — землю дадут. Это уже следующий уровень римской мечты. И вот он уже марширует под орлом легиона, а тут, оказывается такое… Дневной переход до полного изнеможения. Пришли. А теперь надо лагерь ставить. Поставили уже за гранью изнеможения. Центурионы безжалостно бьют лозой за малейшую провинность, а порою и безо всяких провинностей. Кормежка? Да чтоб я сдох. Сам размолол зерно на ручной мельнице, поплевал на муку для вязкости, испек на камне у костра. С одного бока подгорело, с другого — не пропеклось. Пожрал, называется. А вчера был бой — братков без счету полегло. А центурионы бьют. А варвары режут. Центурионы бьют. Варвары режут. И так 20 лет. Дембель. Землю дали. У Плутона в заднице. В Британии. Ни хрена не мечта. Вот так созидалось величие Рима. Кровь, пот, слезы. Пот, слезы, кровь. Слезы, кровь, пот. Ну а плебсу — хлеб и зрелища. Он же этого хочет.
А идея? А идея — это порядок. Лучший в мире порядок. Римский порядок для всех. Римское право — на остриях наших гладиев. Кельты и германцы не хотят римского права? Ну и хрен с ними. Мертвым право ни к чему. Которые выживут — оценят. И ведь оценили. Римское право так очаровало всю Европу, что теперь это её главная драгоценность. Рим создал великую европейскую цивилизацию. А как это было? Миллионы вырезанных варваров, тварей неблагодарных, которые своего счастья не понимали. Ну хотя бы с правами легионеров там всё было нормально? Разумеется. Ведь ни одной жалобы. Если центурион забил легионера лозой насмерть, так ты порядок не нарушай, тварь безмозглая. А бывали трусливые легионеры. С поля боя бежали. Так децимация. Каждого десятого — обезглавить. А ты не трусь, не позорь Рим. Рим — это порядок. У нас, блин, идея такая.
Ну а вот если бы просто следовать за римской мечтой? Народ ведь не хочет лозы центуриона, не хочет децимаций, народ отнюдь не стремится распространить римское право на всю Европу. Народу вообще плевать на римское право. Такой, понимаешь, плебс. Но откуда же возьмется хлеб и на какие сестерции зрелища? Так что вперед, легионы, вперед. Кто–то не хочет? Подай–ка мне, братец, лозу.
В новое время ни чего принципиального не изменилось. Вот рождается Британская империя. Идея? «Правь, Британия, морями». Нет, это, пожалуй, ещё не идея, потому что отсюда не ясно, зачем Британии править морями? Ну где–то в глубине души всем всё ясно — отобрать у испанцев морскую торговлю и самим за счет неё наживаться. Но это не идея, это задача. В том, чтобы стать богатым или хотя бы сытым нет ни какой идеи, хотя почему бы и не поставить такую задачу.
Но вот приходит великий имперский идеолог Киплинг и провозглашает идею: «Бремя белого человека». И становится наконец понятно, зачем Британии править морями. Британцы — передовой отряд белых людей, на своих фрегатах они несут цивилизацию, просвещение и культуру всем народам земли. Можно, конечно, сказать, что это лишь оправдание того факта, что Британия грабила полмира, но ведь они действительно играли большую цивилизаторскую роль. И какой–нибудь лейтенант, отнюдь не богатый и даже не имеющий надежды разбогатеть, вполне мог понимать свою службу, как цивилизаторскую миссию, имея на это вполне реальные основания.
А мечты? Да ничего оригинального. Ещё на заре империи, когда британцы готовились сокрушить великую армаду испанцев, строили много кораблей и многих британцев обучили морскому делу. Похоже, это был момент единения нации. Испанцы — круче всех, а если мы их победим, тогда мы, британцы, будем круче всех. Этот шальной замысел вполне мог сплотить нацию от последнего матроса до первого лорда адмиралтейства. Победили, сильно радовались, выпивали. Опохмелялись. И вдруг оказалось, что победили–то не все, а только лорды. Огромное количество моряков вышвырнули на улицу, потому что теперь, после победы над испанцами, они были уже не нужны. Вчерашние герои подыхали с голода, и думаю, материли свою родину на чем свет стоит. Вчера их призывали пролить за Британию кровь, а сегодня ни у кого тарелки супа не допросишься.
И вот они на свою родину сильно разозлились. И появились пираты Карибского моря. «Мы научились штопать паруса и затыкать пробоины телами», а теперь хотим получить свои дивиденды. Пираты Карибского моря — реализация британской мечты — не ждите милостей от лордов, под «веселым Роджером» каждый матрос может стать богачом. Или мертвецом. Но это лучше, чем подыхать от голода в трущобах. Пиратам перекрыли кислород, но мечта осталась прежней.
А если бы спросить обитателя лондонских трущоб: «Ты готов, брат, нести бремя белого человека?» Вы представляете, как далеко он послал бы вас? Но это национальная идея. Ну да. Но не хочется. Вот если бы за черными рабами в Африке поохотиться — это интересно. А просвещать этих обезьян… С какого перепуга?
Повторяю в очередной и не в последний раз: ни какая национальная идея ни когда не может сплоить весь народ.
Что имеем сейчас? Четко выражена национальная идея у США: Штаты — главный распространитель и защитник демократии во всем мире. Все американцы в курсе, что у них такая идея. И ни кто не против. Но ведь подыхать в Афганистане да в Ираке ни кто не хочет. Ну только если будут очень хорошо платить и докажут, что риск подохнуть — минимальный. А так, конечно, мы, американцы, и есть главные в мире защитники демократии. И это правильно. И это здорово. И мы готовы ради этого разбомбить любую страну. С высоты 20 км, когда пилот вообще ни чем не рискует, а зарплата у него ну очень хорошая.
Американская мечта — совсем другая, ни сколько не похожая на идею. Это собственный дом и три автомобиля на семью. И ради этой мечты, они с безопасного расстояния разбомбят кого угодно. То есть за идею, конечно, но только если платят так, чтобы хватило на мечту.
А бывает, когда сражаются чисто за идею, без личного меркантильного интереса? Редко, но бывает. «Я хату покинул, ушёл воевать, чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать». Это не шутка и не выдумка. Советские добровольцы сражались в Испании против Франко и гибли не за деньги, а за идею. И мечта у них была только одна — чтобы победили испанские революционеры, а потом и революционеры всего мира. Идея всё–таки может захватить пусть не весь народ, но весьма и весьма широкие народные массы. На фоне советских добровольцев в Испании американские контрактники во Вьетнаме выглядят очень бледно. В идейном смысле.
СССР дал народу очень сильную идею, хотя она и была ложной. Наша цель — коммунизм, то есть земной рай, с последующим распространением этого рая по всей земле. И ради этого — «пролетарии всех стран, соединяйтесь». С одной стороны тут целая научная теория, то есть идея, разработанная до мельчайших деталей, а с другой стороны эта идея полностью отвечает требованиям обывательской мечты. Чем был коммунизм в народном сознании? «Приходишь в магазин и берешь без денег всё что хочешь и сколько хочешь». И ведь это отнюдь не обывательская профанация высокого идеала, а именно самое точное и концентрированное выражение идеи коммунизма. Любой идеолог КПСС весьма охотно подтверждал: «Да, именно так и будет». Только идеолог прибавлял: «Но для этого надо много работать». То есть, чтобы завтра сбылась умопомрачительная мечта, сегодня надо самозабвенно вкалывать за гроши. Если в это верить, то это очень сильно мотивирует. И ведь верили.