Священная земля
Шрифт:
— Реликварий?
— Хранилище для реликвий. Обычно костей или волос святого.
Она аккуратно смела горстку земли, открыв ладонь и предплечье из серебра.
— Точно реликварий. Похоже, что в этой пещере похоронен кто-то еще, кроме Прародительницы.
— Что это за святой, Эрика? — Голос Люка был наэлектризован от волнения. — Чьи это кости? Можете определить?
— И как они сюда попали? — добавил Джаред.
Эрика взяла кисточку с мягкой щетиной.
— После Кабрильо в 1542 году сюда никто не заглядывал еще 227 лет. Я предполагаю, что кто бы ни привез это в Америку, он побывал тут не ранее 1769 года.
Она смахнула пыль и посветила фонариком. Прочитав имя, начертанное на серебре, она потрясенно выдохнула:
— Боюсь, что наши маленькие
— Почему? — спросил Джаред.
Она указала на серебряную руку, наполовину скрытую под землей.
— Потому что я собираюсь сообщить об этой находке в Ватикан.
Глава 6
Тереза
1775 год
У Терезы было два желания: узнать, что так тревожит Брата Фелипе и найти способ облегчить его страдания.
— Мы собираем только листья наперстянки, — говорил брат Фелипе голосом, всегда звучавшим для нее подобно летнему ветру, шептавшему в каньоне, успокаивающему и утешающему. Все в брате Фелипе успокаивало и утешало — его походка, неспешная, как у всех отцов, его поведение, своей безмятежностью напоминавшее сад, через который он часто проходил. То, как он ел, делая паузы между укусами, словно смакуя дары земли. Прервав работу, он складывал руки в необъятных рукавах своего одеяния и склонял обритую голову для молитвы. Но больше всего успокаивали его глаза, думала Тереза, нежные и напоминавшие ей олениху, — врата в тихое, далекое место, где не было злобы и насилия, боли и смерти. Иногда, когда Тереза больше не в силах была выносить мучений своих людей, которые заболевали с ужасающей быстротой, она смотрела в темно-зеленые глаза брата Фелипе и чувствовала, как ее дух растворялся, улетая в их прекрасное, спокойное одиночество.
По крайней мере так было до недавнего времени. Но тревожные перемены произошли с братом Фелипе за последние дни, перемены настолько неуловимые, что лишь Тереза, каждый день работавшая вместе с ним в цветочном саду, заметила их. Они не отражались в его манерах и речи, но у него под глазами углубились тени, а во взгляде читалось беспокойство, которого не было три года назад, когда он приехал в миссию.
Тереза сгорала от любви к молодому монаху, но не могла открыться ему. Брат Фелипе был благочестивым человеком, посвятившим свою жизнь Богу и очищению души. Как все отцы в миссии, он и не помышлял об отношениях мужчины и женщины, любви и физической близости. Он даже принял обет безбрачия. Хотя среди людей топаа не практиковалось безбрачие, у них был чудесный миф, рассказывавший о герое, который однажды появился из моря и влюбился в шаманку клана. Это произошло много поколений назад. В те времена шаманкам не разрешалось вступать в брак, они должны были сохранять целомудрие всю свою жизнь. Однако после того как герой женился на ней, всем последующим шаманкам позволили выбирать себе мужей, именно поэтому мать Терезы вышла замуж, и теперь сама Тереза надеялась когда-нибудь найти себе избранника, хоть ей и выпала судьба стать шаманкой клана. Но ее суженый не мог быть первым встречным. Она хотела Фелипе.
— Наперстянка, — говорил он, и Тереза почувствовала напряжение в его голосе, которого вчера точно не было.
Он тосковал по дому? Скучал по родине своих предков? Тереза не знала никого, среди топаа или чужаков, кто был бы счастлив, находясь так долго вдали от своего племени. Но отцы жили здесь уже шесть лет, строили свои странные хижины, выращивали странную еду и пасли чудных зверей и не выказывали ни малейших признаков желания скоро уехать. Но брат Фелипе отличался от отцов, чей дух, похоже, был крепче. Фелипе был воспитанным молодым человеком с бледным лицом, которое быстро заливала краска, и застенчивой доброй улыбкой. Иногда Терезе казалось, что брат Фелипе не реально существующий человек, а дух-проводник, посланный богами, чтобы присматривать за топаа, пока тут жили отцы.
Тереза пришла в миссию три года назад, когда людей ее племени завлекли сюда, пообещав еду. Тереза и ее мать собирались потом вернуться по морю в свою деревню, но мать неожиданно заболела и, несмотря на заботу и врачевание отцов-францисканцев, умерла. Когда Тереза, лишь четырнадцати лет от роду, с сердцем, исполненным горем и болью, уже готовилась уезжать к себе в деревню, брат Фелипе пригласил ее остаться в миссии, так же как другие отцы приглашали топаа, принимая всех, кто хотел жить вместе с ними. Она заглянула в его нежные зеленые глаза, напомнившие ей лесные пруды и подернутые дымкой поляны, и согласилась.
И позволила себя крестить несколько месяцев спустя только из-за брата Фелипе.
Тереза не знала, что означало окропление головы водой, не знали и другие топаа, жившие в миссии и учившиеся выращивать и собирать зерновые, доить коров, ткать одеяла и лепить горшки. Они выяснили, что в миссии жить намного проще, чем в деревне, где людям надо ловить рыбу или ходить в лес за желудями, часто возвращаясь с пустыми руками. Пока люди произносили «Отче Наш», «Иисус» и «аминь», отцы из миссии предоставляли им еду и крышу над головой. Они следовали за священником во время утренней церемонии, стояли, сидели, опускались на колени, прикасались ко лбу, груди и плечам, когда он рисовал в воздухе крест, клали на язык маленькие кусочки хлеба и повторяли слова, которых не понимали. Брат Фелипе сказал, что те, кто принял крещение, спасены. «От чего?» — гадала Тереза.
Но почему они теперь не могли покинуть миссию? Потому что их «спасли»? Хотя большинству нравилось жить здесь, были и те, кто желал вернуться в свои деревни. Однако отцы сказали, что принявшим крещение нельзя уходить. Поэтому по ночам их запирали, а за беглецами отправляли отряды солдат. Многие говорили, что если бы, окропляя голову водой, знали, что потом станут пленниками в миссии, что им запретят соблюдать свои обычаи и религиозные обряды, то никогда бы не пошли на это.
Тереза размышляла, не здесь ли крылась причина болезней и гибели людей.
После смерти матери Тереза должна была принять на себя обязанность заботиться о пещере в Топаангна, но она так и не прошла церемонию посвящения в тайное знание секретов, мифов и заклинаний, правильных молитв и обрядов. Возможно, ее люди умирали из-за того, что она уже три лета не посещала Первую Мать? Но Тереза боялась совершать ритуал в пещере без наставника. Некоторые табу были настолько сильны, что малейшая ошибка могла привести к катастрофе, вроде землетрясения или наводнения.
А разве гибель ее народа не катастрофа?
— Мы должны все делать аккуратно, чтобы не поранить листок, — говорил брат Фелипе своим сладкозвучным голосом.
Тереза старалась внимательно слушать. Ее выбрали для работы в лекарственном саду Фелипе, где он выращивал целебные травы, потому что она тоже в них разбиралась. К сожалению, ни она, ни брат Фелипе не могли найти лекарство от болезни, забиравшей все больше жизней народа топаа.
— Вот так, — сказал брат Фелипе, нежно срывая листки наперстянки.
Он говорил на своем языке, кастильском. Тереза выучила язык отцов, потому что этого требовали от всех топаа, тонгва и чумаш. Язык был новым для нее, как и цветок, содержавший в себе дух, облегчавший болезни сердца, который Фелипе показывал ей. В саду росло множество новых цветов, привезенных из места под названием Европа, — гвоздики, чемерица, пионы. А за оградой бродили новые животные — коровы, лошади, овцы, — пасшиеся на траве, также завезенной из-за моря. Поля, где теперь ее люди и члены других племен занимались тяжким трудом, разрыхляя и пропалывая землю, были засеяны странными новыми растениями — пшеницей, ячменем, кукурузой. Вся эта новизна, привитая на старое место, зарождала в Терезе смутное беспокойство. Она не видела, чтобы отцы просили у земли разрешения на вспашку, хождение по ней тяжелых зверей, на то, чтобы изменить течение рек, когда прокладывали каналы там, где раньше не было. Неужели порядку пришел конец и вместо него воцарится хаос?