Священник в 1839 году

Верн Жюль Габриэль

Несмотря на наивность, девушка прекрасно понимала, что мать ее больна душевно, и старалась, как могла, нежностью и вниманием облегчить страдания отца. Жанна всегда знала и чем утешить братьев, которым частенько доставалось от родителей.

Жан, старший из них, благоговел перед сестрой, всегда был рядом в радости и несчастье, улыбался, увидев ее улыбку, грустил вместе с ней. Высокий, сильный, хорошо сложенный, он был красивый парень. Благодаря ему и его сестре их жалкое хозяйство как-то еще сохранялось.

Младший брат Пьер,

с трудом переносил работу в поле. Маленький, тщедушный, он отличался тихим нравом. Красивым назвать его было нельзя; неправильные черты лица, правый глаз слишком велик и безжизнен (это придавало мальчику безобидный вид), левый, маленький, глубоко посаженный, порой вспыхивал каким-то огнем. Нелюбимое дитя в семье, Пьер больше тянулся к матери, ему казалось, что она все же выделяет его среди прочих.

Мальчик любил Катрин нежно и самозабвенно. А мать? Мать же, казалось, не испытывала нежных чувств даже к крошке Маргерит; крики бедняжки не трогали ее душу. Но как только нетерпение побеждало безразличие Катрин, девочке здорово доставалось. «Это полезно для формирования характера», — спокойно говорила женщина…

Между тем Матюрен Эрве понемногу затих. Жанна ухаживала за ним, и, похоже, небезуспешно. Она помогла отцу лечь поудобнее, сделала повязку, и старик смог дышать.

— Жан, — обратилась девушка к брату, — ты пойдешь в город и приведешь доктора. Умоляю, пообещай ему все что угодно. Пусть только придет. Посуди сам, разве отец сможет без врачебной помощи оправиться? Умоляю тебя, собирайся поживее. В городе должны быть такие лекари, помогающие бедным. Господи! Ведь мы так несчастны. Должен же кто-то нам помочь.

— Жанна, сестренка, я сделаю все, что в моей власти и в моих силах. Но получится ли? Наша деревня далеко от города. Прошу, не надейся слишком. Однако я постараюсь. Буду убеждать доктора до тех пор, пока он не согласится приехать.

— Хорошо, Жан, хорошо. Вот возьми, продай это и заплати врачу.

— Как же, Жанна, твой крест? — удивился Пьер. — Ведь его дал тебе папа!

— Ему я его и отдаю, Пьер. Он очень дорог мне, это правда, но… Иди, брат, иди. Ничего не говори маме, понял?

Жан нехотя кивнул. Он все понимал.

— Ах, сестричка, как жаль, что нечем расплатиться с доктором. Так хочется, чтобы этот крест оставался у тебя, но что же делать. Проклятая нищета!

— Иди, иди! Ничего не поделаешь. Боже, как страдает отец! — Послушай, послушай, Жанна…

Все умолкли.

— Ты слышишь? Кто-то кричит. Слышишь?

Действительно, снаружи раздавались ужасающие крики.

— О, Господи! Что это, Жан? Мама!

Братья переглянулись и, вооружившись кольями, выбежали из дома. Входная дверь, жалобно скрипнув вслед уходящим, повалилась навзничь.

Глава VII

Спасение путешественника, на которого напали бандиты. — Добрый человек решает помочь семье.

Матюрен Эрве, заснувший было, пока поутихла боль, очнулся из-за шума. Движение доставило ему новую боль и новые страдания.

— Жанна, Жанна, мне больно, мне холодно! Что там случилось?

Ветер безжалостно продувал хижину насквозь. Она вся шаталась и дрожала под сильными порывами.

— Укройся, отец. Погода очень плохая, но Бог убережет нас от еще больших испытаний.

— Братья ушли?

— Да, отец, да. Они услыхали чей-то крик и пошли туда. Только бы с ними ничего не случилось. Довольно уж с нас. Тебе холодно? О! Как медленно тянется время! Мама, ты не слышишь? Они не возвращаются?

— Нет, — сухо ответила Катрин. — Ничего не видно: дождь, ветер. О мой Бог!

Но тут вошел промокший до костей Жан.

— Мы спасли его, он жив.

— Кто?

— Путешественник. Пьер тащит его тележку. Вот он. О, мерзавцы!

На пороге появился мужчина лет пятидесяти в изодранной и испачканной грязью одежде. Его дорожный костюм безвозвратно погиб; широкий плащ, подбитый мехом куницы, теперь едва прикрывал колени.

— Огня! Ради Бога, огня! Могу ли я обогреться у вас? Ах, негодяи! — Голос его дрожал.

— Огня?

Не обращая внимания на происходившее вокруг, мужчина прямиком направился к очагу, но вдруг замер. В трубе гудел ветер. Бедняга понял, что здесь ему могут предложить что угодно, только не желанное тепло.

— Здесь нет огня… Да где же я нахожусь?

Он, наконец, осмотрелся. Убожество и нищета, бросившиеся в глаза, затмили его собственные невзгоды.

— Простите, добрые люди, что побеспокоил вас. Ворвался так бесцеремонно. Это все от страха. Я обязан жизнью двум юношам, пришедшим мне на помощь. Они ведь здесь живут, не так ли?

В этот момент вошел Пьер. Он привязал лошадей тут же, у двери: другого места попросту не нашлось.

— Добро пожаловать, месье, — проговорила Жанна. — У нищих нет ни замков, ни запасов. Дверь открыта каждому. Будьте как дома. То немногое, что есть у нас, да будет вашим.

Неизвестный с удивлением посмотрел на ту, что ответила ему столь просто и душевно.

Жанна хлопотала о чем-то, ее брат помогал, чем мог, а Матюрен Эрве, собравшись с силами, чтобы не напугать стонами гостя, делал знаки жене: мол, подай ему стул, на котором сидишь, единственный приличный стул в их лачуге.

Катрин меж тем не шевельнулась. Ничто не в силах было возбудить в ней интерес.

— Катрин, поднимись… видишь же…

Незнакомец взглянул на Катрин, затем на Матюрена, заметив, что глаза его грустны и полны страдания.

— Не беспокойтесь, пожалуйста, не беспокойтесь, люди добрые. Незваный гость не доставит хлопот своим спасителям. Как мне отблагодарить вас?

— Месье, — произнес Жан, — отдыхайте. Вы перепугались и, должно быть, сильно устали. Давно ли на вас напали?

— Нет, друзья мои, однако я уже давно беспокоился. Что-то внушало мне подозрения.