Священные основы нации

История, а особенно история человеческой мысли и духовной жизни, имеет странную привязанность к круглым датам и вековым рубежам. Начало столетия - это почти всегда новое дыхание, рождение оригинальных идей, преодоление упадка конца века ("fin de siecle"). Минувший ХХ век, давший миру многочисленные примеры человеческого безумия, порожденного допустимостью подчинения человеческой воли и индивидуальности умозрительным идеям и авантюрным политическим целям, пришел к своему финалу с проблемами понимания человеческой экзистенции. Это особенно заметно в России, которая на протяжении долгого времени была лишена возможности свободного духовного развития. Сегодня мир видится целостностью (и информационная эпоха сыграла здесь не последнюю роль), а индивидуум представляется уже не частью Космоса, не малой его песчинкой, а полноценным миром, включенным во Вселенную и, в свою очередь, заключающим Вселенную в себе. Подобное мировоззрение прослеживается во многих современных течениях мысли, и можно сказать, что жизнеспособной, устремленной в будущее идеологией является лишь та, которая ориентирована на такое видение мира - целостное, неразрывное, всеобъемлющее, а также на признание ценности любой индивидуальности - будь то личностной, будь то национальной.

Книга В. А. Карабанова, безусловно, написана в этом ключе, она отражает не только новые тенденции европейской мысли, но и миропонимание, свойственное современному (в истинном смысле этого слова) человеку, не обремененному тоталитарным наследием ХХ века. Это одно из тех явлений, которые знаменуют начало столетия, становятся идейным ориентиром. Книга дает ответы на те вопросы, в которых сегодня зашла в тупик официальная идеология, наука и религия. Она становится своеобразным синтезом древних эзотерических знаний и современных философских представлений.

Однако главной темой книги В. А. Карабанова является все же идеология национализма. Благодаря мировоззренческой универсальности сочинения, он поднимается на уровень полноценного идейного течения, имеющего собственную философскую, научную и религиозную базу. В России, едва освободившейся из плена марксизма, это значит очень многое. Современные российские идеологи обычно ограничиваются лишь пространными рассуждениями о благе России и народа, жонглируют понятиями, не проникая в их суть. Русская национальная идея становится все более популярной, однако зачастую ее приверженцы теряются в старых идейных установках, воспроизводят избитые шаблоны, противоречат друг другу и сами себе. Русский национализм остро нуждался в глубоком идейном обосновании, и, думается, в этой книге он его получил. Проникновение в тайны бытия придает силу любому учению и делает его независимым, самодостаточным и перспективным.

Книга В. А. Карабанова - это, без сомнения, вклад в основание идеологии русского национализма, порождающий новый взгляд на истоки национального мировоззрения. Именно поэтому книга служит исходным, основополагающим пунктом в развитии не только русского национализма, но и любого национализма вообще.

к. ф. н. М. В. Ковалькова.

В попытках объяснить факт разделения человечества на нации и сущность последних доминирует точка зрения, сводящая их к явлению исключительно социальному, культурному, биологическому - назовём обобщённо этот подход культурно-биологическим. В этом ряду можно вспомнить марксистско-ленинское определение, ограничивающее феномен нации общностью языка, территории и экономики. Можно вспомнить что-то из серии утверждений об общности исторической судьбы. Для кого-то важно вычисление биологического сходства, для кого-то система экономических отношений и так далее и тому подобное. Ущербные, поверхностные, приземлённые теории, фиксирующие лишь некую форму или результат творчества, приводят к ущербным выводам и в конечном счёте к плачевным для судеб самих наций результатам, ибо именно эти выводы служат фундаментом национальной идеологии. При этом все обходят вниманием духовную сущность, духовные истоки, под которыми я подразумеваю мир, где душа обретает человека и откуда она проистекает. Научно-популярные доводы, которыми многие пытаются обосновывать национальную уникальность, сформулировать и доказать священные права наций на существование и развитие, практически обесценивают само понятие нации и обезоруживают всякую национальную идею. Концентрируя внимание на биологических или социокультурных различиях, малограмотные сторонники национальных движений, в частности русского, демонстрируют слабость своих аргументов. В свою очередь подобная ущербная исходная позиция националистов даёт основание их противникам отрицать важность национальной уникальности. Таким образом, глубоко верная, более того, священная идея оказалась заложницей неумелых защитников и жертвой недобросовестных противников.

Разумеется, всякая, даже самая истинная идея нуждается в защите. Лобачевский собственными силами не сумел доказать современникам верность своей неевклидовой геометрии. Много позже доводы другого учёного - Бельтрами, заставили науку посмертно признать правоту идей великого геометра. Так же и всякая идея, будь то законы классической механики Ньютона или теория неврозов Фрейда, не будет ни известна, ни признана без сильной и убедительной защиты. Национализму русскому в этом смысле крайне не повезло. Имея вместо достойных защитников поверхностных педантов либо попросту невежественных горлопанов, идея национализма оказалась беспомощной перед грандиозной махиной политической пропаганды и банального невежества.

Поставить себе целью дать веское и глубокое обоснование национализма означает, в сущности, лишь отдать этой идее должное, реабилитировать русский национализм. Задача сложная, кто-то, вероятно, назовёт её претенциозной. Однако вдохновляют и, если угодно, придают смелости в этом начинании, во-первых, давно назревшая (если не сказать больше - уже перезревшая) насущная необходимость для России прояснить наконец замутнённую различными пропагандистскими выдумками идею русского национализма и, во-вторых, очевидная неполноценность и ограниченность существующего в России подхода к национальному вопросу. Что касается судьбы национализма в общемировом масштабе, то у него более благодатная судьба. Европейский национализм едва ли ослабил свои позиции на политической арене, несмотря на все издержки превратно истолкованного унитарного гуманизма, опасность которого в полной мере Европе ещё только предстоит узнать и испытать на себе. Впрочем, космополитическая общечеловеческая мораль является вполне понятным бегством в противоположную крайность после тех варварских преступлений, что ещё недавно были совершены под лозунгом до неузнаваемости изуродованной национальной идеи. Тем не менее европейский национализм сохраняется в куда более важной сфере - в душах и сознании, более того, в миросозерцании представителей этих наций, что выражается в их национальной гордости и достоинстве, священном пиетете к своей истории, культуре и земле, в верности традициям, и, как следствие, он явно или подспудно влияет на политику европейских государств. Национализм в Европе - это уже усвоенная система, которая доминирует в политической сфере, но которая просто не всегда демонстрируется. Она относится к разряду неписанных правил и истин, не нуждающихся в комментарии, подобных тем, что нельзя ходить голым по улицам и есть сырое мясо. В России идейного национализма как такового нет. Есть плачевные подобия национал-патриотических групп и партий на политическом уровне, но нет русского национализма в массовом, общенациональном масштабе, потому что его нет в сознании русских людей, он вытравлен оттуда, хотя продолжает жить глубоко в душе, в подсознании, как всякое священное начало. И он не проснётся или же проявится в уродливом виде, если вместо того, чтобы обратиться к национальным чувствам людей, объединённых одной душой - душой нации, сегодня забитой и забытой, нынешние национальные движения будут по-прежнему придерживаться ущербного научно-популярного подхода.

Формальный подход, который с полным основанием можно ещё назвать бюрократическим,- рудиментарное наследие времён идеологического насилия над душой, разумом и духом советского гражданина, а до этого подданного Империи. Такой взгляд непозволительно упрощает саму проблему, обкрадывает жизнь, лишая человека знаний о высшем и священном и, как следствие, стремления к нему. А это в свою очередь лишает нацию в целом и каждого из её представителей, в частности, возможности осознать свой истинный путь и идти по нему. Проиллюстрировать формальный подход к проблеме национальной идентичности можно легендой о философском споре Платона и Диогена Лаэртского, согласно которой в ответ на данное Платоном в "Государстве" определение человекаЮ как "двуногого существа без перьев", Диоген принес на лекцию великого философа ощипанного петуха и сказал: "Вот человек Платона". Подобной "платоновской" аргументацией, основанной на некоторых исторических, анатомических и изредка психологических деталях, оперируют и те, кого, считаю, можно именовать формальными националистами. Дискредитация русского национализма в этом случае неудивительна. Для его реабилитации, однако же, мало будет предъявить петуха. Необходимо раскрыть самую суть и преставить её в возможно более доходчивом виде, несмотря на то, что её природа весьма далека от понятий логики и рассудка, как далеки от них природа мира и суть самого бытия.

Желая раскрыть самые основы, уже не надо опасаться упрёков в иррациональности и сверхъестественности своих доводов и тезисов. Основа иррациональна всегда, но лишь постольку, поскольку ratio, разум человека, не способен её постичь. Суть сверхъестественна всегда, но потому только, что естественные для человека средства познания - это доступные ему средства. Всё, что превосходит его сиюминутные знания и возможности, определяется как сверхъестественное и потустороннее, метафизическое, эзотерическое или трансцендентальное. Эти термины всё чаще вызывают в людях недоверие и скептицизм, но лишь потому, что раздражают интеллект человека недоступностью того, что скрывается за ними. Однако же, несмотря на это мы признаём вне зависимости от отношения к внемирскому, сверхъестественному, существование некоего Священного. Можно утверждать: нет человека, который не признаёт священное, "Даже современный мир весь пронизан скрытой апелляцией к божествам, духам, предкам, усматривание связи с ними или присутствие их в настоящем - характерная черта не только собственно мифологии, но мифологического компонента в общественном и индивидуальном сознании,- выражает присущую человеку склонность к мифологизированию, в чем бы она ни проявлялась: в суевериях, приметах, в традиционных праздниках; в посещении мемориальных музеев, в праздновании дат рождения-кончины "культурных героев"; в знаменах, гимнах, символах державности" - пишет Эрих Нойманн в книге "Глубинная психология и новая этика. Человек мистический".

"Человек узнает о священном потому, что оно проявляется, обнаруживается как нечто совершенно отличное от мирского" - заключает в своей книге "Священное и мирское" Мирча Элиаде, философ и историк, философия которого обращена к истокам религий. Он также предложил для объяснения того, как проявляется священное, термин иерофания (hierophanie), который выражает лишь то, что заключено в нем этимологически, т. е. нечто священное, предстающее перед нами. "Пожалуй, история религий, от самых примитивных до наиболее изощренных, есть не что иное, как описание иерофаний, проявлений священных реальностей. Между элементарной иерофанией, например проявлением священного в каком-либо объекте, камне или дереве, и иерофанией высшего порядка, какой является для христианина воплощение Бога в Иисусе Христе, есть очевидная связь преемственности. И в том и другом случае речь идет о таинственном акте, проявлении чего-то "потустороннего", какой-то реальности, не принадлежащей нашему миру, в предметах, составляющих неотъемлемую часть нашего "естественного" мира, т. е. в "мирском" - продолжает Элиаде. Трудно не вспомнить здесь слова Фридриха Ницше: "кто не живёт в возвышенном, как дома, тот воспринимает возвышенное как нечто жуткое и фальшивое". Девальвация слов не должна становится препятствием для выражения и постижения смысла, и далее мы, то и дело, будем использовать вышеупомянутые определения в надежде на способность читателя преодолеть предубеждение к ним. Однако, дабы при обозначении божественного и священного не привязывать читателя к определённым стереотипным представлениям из области сакральной терминологии, я считаю необходимым вслед за учеными и мыслителями 20-го столетия, чьи работы вошли в библиографию этой книги и чьи идеи были использованы здесь в качестве авторитетнейшей аргументации, применять более широкий и точный термин numineuses (от латинского numin - бог, отсюда numineuses - можно определить как влияние, воля богов), предложенный немецким теологом Рудольфом Отто. Давая оценку иррационального опыта, Элиаде констатирует в начале своей книги "Священное и мирское": "Отто определяет эти опыты как numineuses (от латинского numin - бог), т.е. божественные, так как все они вызваны открытием какого-либо аспекта божьей силы". Исходя из этого, я предлагаю принять в качестве фактора нуминозную силу. Тот же, кто, по неспособности воспринимать нуминозную сторону бытия, питает ко всему метафизическому некоторое пренебрежение, не имеет возможности понять аргументацию и логику этой книги, а значит, вообще постигнуть суть национального в его духовном аспекте.