Священный Альянс. Палачи и шпионы Ватикана
Шрифт:
В начале 1978 года сандинистам удалось свергнуть диктатора и взять власть в стране. И первой же мерой нового правительства была национализация всех иностранных банков, за исключением Коммерческого банка группы «Амброзиано». На всякий случай, как это всегда бывало в истории внешней политики Ватикана, IOR передал команданте Фронта Национального Освобождения имени Сандино (ФНОС) миллионы долларов на закупку военного снаряжения в таких странах, как Испания, Франция и Бельгия.
Операции банка «Амброзиано», проводившиеся незаконно и скрывавшиеся в призрачных компаниях, создаваемых IOR в Панаме, были недостижимы для инспекторов Банка Италии. Но приход к власти сандинистов обеспокоил Кальви, и он решил перевести все операции из Никарагуа в Перу. Для этого он 1 октября 1979 года открыл «Банк
В конце 1979 года экономические потери IOR достигли 200 миллионов долларов; на следующий год прогнозировались убытки до 280 миллионов долларов. Если верить кардиналу Серджо Герри, администратор правительства государства Ватикан лично заявил папе Иоанну Павлу II, что если так будет продолжаться, то в 1985 году можно будет смело утверждать, что город-государство Ватикан полностью разорен. Но в то же время был опубликован отчет банка Bank for International Settlements, где указывалось, что между 1978 и 1979 годами IOR располагал в иностранных банках суммами от 0,9 до 1,3 миллиарда долларов. Общее количество активов банка могло в те же даты приближаться к значению 2,5 миллиарда долларов. Иоанну Павлу И эти цифры были известны, но во время разговора с кардиналами Феличи и Бенелли он их не упомянул.
В начале 1980 года внешний долг Польши еще увеличился, страна оказалась перед лицом зимы без угля. Правительство вновь запустило руку в фонды заработной платы и подняло цены на основные продукты питания. Так что никто не удивился, когда по всей стране начались забастовки. Пока папа работал в Кастельгандольфо с руководителем своей разведки монсеньором Луиджи Поджи, бастующий электрик Лех Валенса, широкоплечий мужчина с огромными усами, влезал на экскаватор на верфях имени Ленина. Многие месяцы рабочие верфей отказывались присоединиться к забастовке.
Экономика Польши находилась в упадке, миллионы рабочих выказывали недовольство, и забастовки, вначале стихийные, охватили более ста пятидесяти крупных предприятий.
С 1970 года от рук полицейских погибли сорок пять рабочих судостроительных верфей, и никто не хотел новых столкновений. Но в тот день, когда управляющий предприятием и директор гданьских верфей Клеменс Гех обещали поднять зарплату тем, кто вернется на работу, Лех Валенса с высоты экскаватора крикнул собравшимся, что Гех лжец.
Дело в том, что имевшие место вначале отдельные стихийные забастовки вскоре превратились, по словам Леонида Брежнева, в настоящее «политическое контрреволюционное восстание». Валенса снова пошел в контратаку, когда 16 августа некоторые рабочие почти решились прекратить забастовку в обмен на повышение зарплаты до примерно тысячи пятисот злотых и гарантии того, что на верфях будет поставлен памятник в честь жертв событий декабря 1970 года. Осмелев, Валенса представил список из шестнадцати требований, а когда эти требования вот-вот должны были быть приняты — еще один список, содержавший двадцать одну просьбу, включая разрешение правительства на создание свободного профсоюза. И в тот же день еще сто восемьдесят заводов одновременно присоединились к забастовке в знак поддержки требований Валенсы.
Тем временем в Ватикане Иоанн Павел II получал сообщения агентов Священного Альянса, которые подавал ему в аккуратных папочках монсеньор Луиджи Поджи в присутствии кардинала Агостино Касароли. Поджи приказал своему агенту, польскому священнику-иезуиту Казимиру Пржидатеку, собрать группу священнослужителей той же национальности, которые могли бы внедриться в круги забастовщиков и профсоюзы. С этого момента Пржидатек стал тенью Валенсы и лучшим осведомителем Ватикана о ситуации в Польше.
Папа говорил, что «Валенса послан самим Богом, самим Провидением», и Поджи необходим был постоянный контакт с окружением этого профсоюзного лидера. Точно известно, что каждый вечер агент Священного Альянса составлял докладные записки с данными из первых рук, почерпнутыми в беседах с рабочими и священниками. Одним из лучших его осведомителей был отец Генрик Янковский, священник церкви Святой Бригитты, прихода Леха Валенсы в Гданьске. Иоанну Павлу II приятно было узнать, что несколько рабочих верфи забрались на высокую ограду и на глазах у изумленной охраны развесили там огромные портреты римского папы. Пржидатек знал еще с тех времен, когда работал с Полом Марцинкусом, что хотел слышать Ватикан, и стремился отправлять туда сведения именно такого рода. Казимир Пржидатек даже сочинил, что рабочие не подчинились приказу остановиться и, забравшись на ограду, сорвали портрета польских лидеров, чтобы повесить на их место портрет Иоанна Павла II. На самом деле все происходило не совсем так, но понтифику эта история очень понравилась.
Вновь созданный профсоюз Леха Валенсы, получивший название «Солидарность», стал объектом пристального внимания Священного Альянса. Опасаясь, что этот профсоюз в скором времени превратится в прибежище модернизированных коммунистов, папа приказал Поджи дать своим агентам указание постараться внедриться в «Солидарность» и так или иначе заставить ее лидеров сделать эту организацию гораздо более открытой, чтобы в нее вошли вожди интеллигенции, настроенные откровенно прокатолически.
Пржидатек убедил Валенсу ввести в руководство профсоюза редактора католической газеты WiezТадеуша Мазовецкого и историка Бронислава Геремека, также католика. С этого момента забастовочное движение перешло под контроль церкви.
Через несколько дней Священный Альянс информировал Поджи, что кардинал-примас Вышинский готовит проповедь, направленную против забастовки, и что варшавское правительство решило сообщить об этой проповеди по центральному телевидению. Поджи передал эту информацию Касароли, но эксперт в вопросах дипломатии прекрасно знал, что папе не стоит ничего сообщать о его друге и бывшем покровителе.
В тот день кардинал Вышинский сначала говорил об ошибках, которые совершают все (имелись в виду забастовщики), и что никто не должен указывать пальцем на ближнего своего (то есть коммунистическое правительство Польши). «Все мы ошибаемся и грешим», — заявил кардинал собравшимся в соборе Ченстоховы. Самой важной частью его проповеди была та, в которой он говорил о требованиях бастующих. «Нельзя требовать всего сразу. Лучше иметь последовательную программу. Никто не должен подвергать страну опасности», — сказал кардинал.
Эта речь произвела эффект разорвавшейся бомбы. Забастовщики восприняли ее как прямое указание церкви отступить от своих позиций независимого профсоюза. У католической интеллигенции проповедь не вызвала энтузиазма, но она хранила молчание. Валенса не обратил внимания на слова престарелого кардинала. А Иоанн Павел II три дня возмущался в коридорах Кастельгандольфо, постоянно повторяя одно и то же: «Ах, этот старец… этот старец!»
31 августа 1980 года было подписано знаменитое «Гданьское соглашение», ратифицировавшее создание первого независимого профсоюза за «железным занавесом», а «Солидарность», поддерживаемая Ватиканом и Иоанном Павлом II и получавшая финансовые средства через Священный Альянс, начала распространяться по всей территории страны. Через несколько дней Эдвард Терек лишился власти. Его сменил Станислав Канья.
29 октября состоялось закрытое внеочередное совещание Политбюро Советского Союза. Андропов, Горбачев, Русаков, Кириленко, Черненко и остальные обсуждали ситуацию в Польше. «Я думаю, и факты это подтверждают, что польские лидеры не вполне осознают всю серьезность создавшегося положения», — сказал Юрий Андропов, начальник КГБ. «Если не будет введено военное положение, ситуация может еще осложниться. Наши части на севере находятся в состоянии полной боевой готовности и могут вступить в борьбу», — заявил Устинов. Но самой радикальной позиции придерживался министр иностранных дел Андрей Громыко. Он заметил: «Мы не должны терять Польшу. Советский Союз потерял шестьсот тысяч солдат, освобождая эту страну от нацистского ига. И теперь мы не можем допустить контрреволюции». Остальные промолчали.