Священный любовник
Шрифт:
Ну, у него же были причины, причем веские. В первый раз Лэш наехал на Куина. Во второй — он получил по заслугам. А в этот, третий раз… косвенные доказательства были столь ошеломляющими, да и какой мужчина, обнаруживший женщину в таком состоянии, ничего не предпримет?
Ты не стабилен.
Закрыв глаза, он попытался не вспоминать ту лестничную площадку в грязном многоквартирном доме, где он жил совсем один. Попытался не вспоминать топот по ступеням кроссовок того, кто настиг его. Не вспоминать запах застаревшей плесени, свежей
Он не мог избавиться от воспоминаний. Особенно от запахов.
Плесенью пахла стена, к которой его прижали лицом. Моча была его собственной, она текла по внутренней стороне его бедер к штанам, спущенным вниз. Потный одеколон принадлежал нападавшему.
Воспоминание было таким же реальным, как и то место, где он сейчас находился. Тогда он чувствовал свое тело также четко, как и сейчас, видел лестничную площадку, как и комнату, в которой сейчас находился. Свежее… свежее… свежее… и на этом молочном пакете с ужасным эпизодом его жизни не было срока годности.
Не нужно иметь степень по психологии, чтоб понять, что его взрывной темперамент берет начало в том, что он держит внутри себя.
Впервые в своей жизни, он захотел поговорить с кем-то.
Нет… точнее, не так.
Он хотел, чтобы вернулся тот, кто был его. Он хотел снова видеть своего отца.
После выступления Джона в лучших традициях Оскара де ла Хойи [81] , Фьюри казалось, что его лицо поджарили на шампуре и положили на свежевскопанное дно.
81
Оскар де ла Хойа — американский боксёр-профессионал, выступающий в первой средней весовой категории.
— Слушай, Роф… не злись на Джона.
— Это было недоразумение, — сказала Кормия королю. — И ничего больше.
— Что, черт возьми, произошло между вами? — спросил Роф.
— Ничего, — ответила Кормия. — Абсолютно ничего.
Король не купился на это, что доказало, что их бесстрашный правитель отнюдь не дурак, но в этот момент Фьюри уже сник и не спорил с правдой. Он просто продолжал вытирать разбитую губу своим предплечьем. Роф все говорил, а Кормия по-прежнему защищала Фьюри, один Бог знает, почему.
Роф сердито посмотрел из-за своих очков.
— Так, мне нужно разбить что-нибудь еще, чтобы вы перестали нести чепуху? Черта с два, ничего не произошло. У Джона горячая голова, но он не…
Кормия оборвала короля.
— Джон неверно истолковал увиденное.
— И что он увидел?
— Ничего. Я сказала, что ничего, так и было.
Роф окинул ее взглядом, будто высматривал синяки. Потом перевел взгляд на Фьюри.
— Что, мать твою, ты можешь мне сказать?
Фьюри покачал головой.
— Она неправа. Джон не неверно истолко…
Голос Кормии звучал резко.
— Праймэйл безосновательно облекает себя в грехи. Моя честь не была задета никоим образом,
Спустя минуту, король склонил голову.
— Как пожелаешь.
— Спасибо, Ваше Высочество. — Она низко поклонилась. — А сейчас я прощаюсь с вами.
— Мне попросить Фритца принести тебе что-нибудь из еды…
— Нет. Я покидаю эту сторону. Я возвращаюсь домой. — Она снова поклонилась, и ее волосы, все еще влажные после душа, скользнули с плеча, коснувшись пола. — Желаю вам обоим самого лучшего и выражаю добрые пожелания всем домочадцам. Ваше Величество. — Она снова поклонилась Рофу. — Ваша светлость. — Она поклонилась Фьюри.
Фьюри подскочил с кровати и в панике кинулся к ней… но она испарилась прежде, чем он достиг ее.
Ушла. Без причин и объяснений.
— Оставь меня одного, — сказал он Рофу. Это прозвучало отнюдь не просьбой, но Фьюри было плевать.
— Я действительно не думаю, что тебе следует сейчас быть в одиночестве, — сказал Роф мрачно.
За этим последовал незначительный разговор, который, должно быть, каким-то образом успокоил короля, потому что тот вышел.
После его ухода Фьюри продолжал стоять в комнате, словно статуя, разглядывая вмятину от пепельницы на стене. Изнутри его скрутила боль, но снаружи он абсолютно не двигался. Душащий плющ разрастался под его кожей, а не на ней.
Он быстро взглянул на часы. Всего час до рассвета.
Направляясь в ванную, чтобы умыться, он знал, что должен поторопиться с этим.
Глава 41
Полицейский участок Колдвелла имел два отдельных входа: парадный с крыльцом на Десятой улице, откуда телевизионщики снимали то дерьмо, которое транслируют в вечерних новостях; и задний вход с железными прутьями, где происходило главное действо. На самом деле, фасад здания, выходивший на Десятую, выглядел немногим лучше, потому что профили домов эпохи 1960-х напоминали противных старушек. В них не было хороших сторон.
Полицейская патрульная машина, на заднем сидении которой везли Лэша, остановилась прямо перед задним входом.
Как он умудрился попасть сюда?
Арестовавший его коп обошел машину и открыл дверь.
— Пожалуйста, выйдите из машины.
Лэш уставился на парня, потом передвинул ноги и, выпрямив колени, навис над человеком. Было невозможно противостоять фантазии, в которой он вскрывает глотку мужчины, превращая его яремную вену в сатуратор.
— Сюда, сэр.
— Без проблем.
Он мог сказать, что заставил парня понервничать потому, как рука копа опустилась на пистолет, несмотря на окружавшее их Полицейское отделения Колдвелла в полном составе.
Лэша провели через двойные двери и по коридору, линолеум в котором выглядел так, будто лежал здесь с самого изобретения этой херни. Они остановились у органического стекла толщиной с руку, и коп что-то затараторил в круглый металлический участок на стене. Женщина в темно-синей униформе была вся из себя деловитая и такая же привлекательная, как и мужчина-коп.