Священный огонь
Шрифт:
– Да, я за это голосовала, – подтвердила Майа.
– Ваши дети приняли выстроенный нами мир как должное. Они считают себя бессмертными. Может быть, они и правы, но им кажется, что они заслужили бессмертие. Они думают, что продление жизни – это какой-то мистический технологический импульс. Но никакой мистики тут нет. Ровным счетом ничего мистического. Над этим работают живые реальные люди, работают очень напряженно и постепенно добиваются результатов. Они жертвуют своим временем, тратят свое здоровье, у них часто не выдерживает сердце,
– Они вас очень обидели, не так ли?
– Да, они нанесли нам самый настоящий ущерб.
– Я рада, что они это сделали.
– А я рада, что вы об этом сказали, – без раздражения ответила Элен. – Я думала, что у вас минимум моральной ответственности. А теперь вижу, что вы действительно злая и коварная.
– Что вы намерены со мной сделать? Вы же не можете превратить меня в Миа?
– Конечно, я этого не могу. Я бы хотела, но время уже упущено. Слишком поздно. Мы ничего не сможем поделать с провалившимся экспериментом. Эксперименты проваливаются, такое случается, на то они и эксперименты. Но мы можем приостановить подобные неудачи и попытаемся достичь каких-то результатов.
– Вот как!
– Вы медицинский экономист. Вы сами привыкли судить об этих процессах. Не так ли? И как же вы оцениваете лечебные методики, обманывающие людей и плодящие сумасшедших?
– Элен, вы хотите сказать, что другие пациенты NTDCD ведут себя так же странно, как я?
– Нет, я вовсе не это имела в виду. Большинство из них оказались образцовыми пациентами. И таких людей мне искренне жаль. Они прошли курс лечения, поверив в успех и исполнив свой долг перед обществом. А теперь они станут совершенно беспомощными, обреченными на долгие страдания. Из-за безрассудных бунтарей вроде вас.
– Это замечательные новости, – засмеялась Майа. – От них я чувствую себя такой счастливой! Как приятно узнать, что у меня есть единомышленники... И снимки вы вернули мне! Это плохие снимки, но, по крайней мере, они наглядно доказывают, что я – не Миа.
– Они ничего не доказывают.
– Нет, доказывают. Могут. А я могу доказать, что мне теперь стало лучше. Я докажу, что я лучше, чем Миа. Ну, давайте, действуйте. Отключите меня от этих медицинских мониторов. Я докажу свою состоятельность и заставлю всех ее признать. Я стою в этом мире гораздо больше ста тысяч жалких марок.
– Вы ничего мне не докажете.
– Посмотрим. Это мы еще посмотрим. Откуда вы знаете? Вы богаты и знамениты, вас обожают мужчины, у вас одна из лучших коллекций искусства двадцать первого века. Много работы и так далее, но что это, по сути, доказывает? Скажите мне, кто ваш любимый фотограф?
– Мне надо подумать, – немного помедлила Элен. – Хельмут Вайсгербер.
– Что, этот тип, снимавший арктические пейзажи? Альпинист? И вам действительно нравится Вайсгербер?
– Настолько, что я вышла за него замуж.
– Вы и правда считаете, что Вайсгербер лучше Капассо? Но Эрик Капассо был таким чувственным и живым. Должно быть, Капассо умел хорошо веселиться.
– Капассо при всем его огромном таланте не смог избавиться от сентиментальности. В душе он чувствовал себя художником театра. Настоящим оформителем. Но Вайсгербер... Никто не способен сравниться с классическим Вайсгербером.
– Готова признаться, что мне нравится его серия «Мертвые листья».
– Это я заказала ее.
– Неужели, Элен? Фантастика...
Раздался робкий, тихий стук в дверь.
– Я просила принести нам минералку, – объяснила Элен. – Они здесь все так медленно делают. – Она повысила голос: – Entrez.
Дверь открылась. Это была Бретт.
– Входи, Бретт, – сказала Майа. – А у нас тут возник небольшой спор об искусстве.
Бретт положила на пол свой рюкзак.
– Бретт, это Элен. Я хочу сказать, Натали. Извини меня.
– Здесь нельзя находиться, – проговорила Элен, поднявшись со стула. – Боюсь, что мне придется попросить вас выйти.
– Я помешала, – сказала Бретт, поправив свои наглазники. – А я-то думала, что вы бьете ее резиновой палкой или что-то в этом роде, и пришла это засвидетельствовать.
– Мы разговаривали о фотографии, – сказала Майа.
– Она хочет научить вас особой манере поведения?
– Нет, думаю, что смысл – в уничтожении медицинской поддержки продления жизни. Очевидно, это доставляет обществу массу хлопот.
–Да. Это действительно важно. Кучка богатых геронтократов и какие-то поддельные медицинские средства. Должно быть, это потрясающе. – Бретт приблизилась к окну и поглядела вниз. – Хороший вид, если вам нравятся большие растения.
Элен изумленно уставилась на нее.
– Мисс, это полицейский допрос. Он строго секретен. У вас здесь нет никаких дел.
– Что вы собираетесь делать с этими ребятками из виртуальных миров?
– Эту тему мы еще не затрагивали, – ответила Майа.
– Вы имеете в виду, что они раскачивают Вселенную, в то время как вы, две старые коровы, сидите здесь и рассуждаете о фотографии. – Бретт взялась указательным пальцем за оконную задвижку. – Типично.
– Я убедительно прошу вас выйти отсюда, – сказала Элен. – Вы не просто ведете себя недопустимо грубо, вы нарушаете закон.
– Эх, было бы у меня оружие, – мечтательно проговорила Бретт, – я бы вас обеих пристрелила. – Она открыла окно.
– Бретт, что ты делаешь?
Бретт пролезла сквозь распахнутую оконную раму и ступила на карниз.
– Остановите ее! – торопливо попросила Майа. – Арестуйте ее!
– Остановить ее сейчас? У меня нет оружия.
– Боже мой, почему у вас нет оружия?
– Неужели я похожа на человека, который носит оружие? – Элен подошла к окну. – Мэм, пожалуйста, вернитесь.
– Я хочу спрыгнуть, – невнятно пробормотала Бретт.