«Святая инквизиция» в России до 1917 года
Шрифт:
Много позже, уже в эмиграции, 3. Гиппиус вспоминала об этой встрече с церковными людьми:
«Это воистину были два мира. Знакомясь ближе с «новыми людьми», мы переходили от удивления к удивлению. Даже не о внутренней разности я сейчас говорю, а просто о навыках, обычаях, о самом языке: все было другое, точно совсем другая культура» [379] . И еще из этих же воспоминаний: «Отцы» уже давно тревожились. Никакого «слияния» интеллигенции с Церковью не происходило, а только «светские» все чаще припирали их к стене, одолевали» [380] .
379
Цит. по: Мень А. (протоиерей). Мировая духовная культура. Христианство. Церковь. М., 1997, с. 466.
380
Там же, с. 473.
Может
«Многие выдающиеся деятели культуры были убежденными христианами, но образ жизни, быт, интересы основной массы интеллигенции складывались вне всякой церковности. Характерный пример привел на одном из собраний (см. выше. — А.Б.) князь Волконский, описывая общую неловкость при посещении священником дома предводителя дворянства. «Ни мы с ним не умеем, ни он с нами не умеет просто разговаривать: он такой, как бы сказать, «неучастник» нашей общей жизни, для него нужны специальные темы, особенный разговор; в присутствии батюшки как бы останавливается наша жизнь, и только по уходе его мы со вздохом облегчения к ней возвращаемся» [381] .
381
Там же, с. 463.
Кстати, князь Сергей Волконский на седьмом заседании этих собраний выступил с докладом «К характеристике общественных мнений по поводу о свободе совести» (князь — тоже в будущем эмигрант, ректор русской консерватории в Париже).
«Он напомнил собравшимся слова Петра I: «Совесть человеческая единому Богу токмо подлежит, и никакому государю не позволено оную силою в другую веру принуждать». Если церковные руководители и духовенство, — сказал Волконский, — не понимают необходимости свободы, то это только доказывает внутреннюю слабость Церкви, вынужденной цепляться за постороннюю помощь и прибегать к чужим мерам, чтобы заменить бессилие своего меркнущего авторитета» [382] .
382
Там же, с. 472.
Далее мы слышим уже отголосок известного нам Закона. Князь цитирует:
«Русский не может быть баптистом». И его весьма актуальные для сегодняшнего дня рассуждения: «Приведенный случай относится к категории фактов, являющихся результатом укоренившегося у нас пагубного смешения терминов «русский» и «православный». Смешение понятий внедряется в общественное сознание все более и более. Только православный — истинно русский; неправославный — уже не настоящий патриот.
…Обыкновенно говорят, что насилие над совестью, — хотя и не отрицается его прискорбность, — необходимо для благополучия большинства. Пусть меньшинство страдает — этим оберегается благо большинства, православных, всех нас, коренных, истинно русских. Официально это называется покровительством господствующей Церкви. Считаю такой взгляд как нельзя более ложным. Насилие над другими имеет развращающее влияние на совесть того самого большинства, ради которого творится» [383] .
383
Там же, с. 472.
В этом контексте уместно вспомнить религиозного философа Николая Бердяева, который в работе «О теургии» писал:
«Ни на одно мгновение соборность не может (в смысле «не должна». — А.Б.) превратиться во внешний авторитет» [384] . И он же в «Философии свободы»: «Христианство как откровение благодати, свободы и любви не есть подзаконная мораль и не заключает в себе обязательности» [385] .
Бердяев имел в виду обязательность не с точки зрения нравственности, а как подавление личности большинством, хотя бы это даже называлось соборностью.
384
Бердяев К А. Опыт оправдания человека. М., 1916, с. 63.
385
Бердяев И. А. Философия свободы. М., 1911, с. 47.
Архимандрит Антонин вынужден был признать:
«Когда священники приглашают к содействию полицейских, или когда на дом присылают повестки: иди и причащайся, то Церковь одинаково теряет внутреннюю силу» [386] .
«Религиозно–философские собрания» уже в 1903 г. были закрыты К. П. Победоносцевым — «черный папа» был встревожен вольными речами.
В деяниях Вселенских Соборов было записано: «По принуждению нет веры». Этот принцип формально был отражен, как мы видели, и в Своде Законов Российской Империи. Но в любой статье стоит слово «господствующая» (Церковь), да и движение по этому законодательству разрешалось только одностороннее: не хочешь к нам — не неволим, но от себя не выпустим. И вспоминается очередная «картинка», написанная с натуры:
386
Мень А. (протоиерей). Мировая духовная культура. Христианство. Церковь. М., 1997, с. 472.
387
А. Н (священник). К пастырской борьбе с сектой пашковцев, называющих себя «евангельскими христианами». Сергиев Посад, 1910, с. 5.
Конечно, в православном духовенстве были священнослужители, которые осознавали все уродство положения, когда силой власти и репрессий государственная религия доказывала свою правоту. Когда в 1905 г. шли жаркие споры о предполагаемой церковной реформе, многие высказывались радикально. Так в «Церковном Вестнике» от 17 марта 1905 г. было опубликовано письмо за подписью 32–х священников. В нем говорилось, что «освобождение религиозной совести от внешних ограничений приветствуется с огромной радостью всеми истинными членами Православной Церкви, несущей против ее воли и духа бремя угнетения религиозной свободы» [388] . По поводу «всех членов» сказать нельзя, но важно само признание и предложение «освободить приходского священника от различного рода полицейских обязанностей, вытравить из его души чувства покорности и раболепия, укоренившиеся за долгие столетия рабства» [389] .
388
Зернов Н. Русское религиозное возрождение XX века. Париж, 1931, с. 82.
389
Там же, с. 90.
После 1905 г. черносотенцы всех мастей будут шельмовать их, навешивая ярлык «социалист», но церковные вольнодумцы заполняли собой монастырские тюрьмы задолго до революционного движения. Взять хотя бы списки заключенных Суздальского Спасо–Евфимиевского монастыря и Отчеты его настоятеля архимандрита Досифея за 1865, 1867, 1871, 1895 годы: «монахи, диаконы, священники, протоиереи…» [390] .
Когда в начале XX столетия Соловецкий монастырь перестал быть и тюрьмой, то публицист того времени А. С. Пругавин писал: «Отныне ее мрачные казематы и «чуланы» не будут уже более пугать и страшить тех, чья пытливая мысль в поисках за духовным, этическим обновлением сойдет с колеи готовых, избитых шаблонов, тот выйдет из тесных казенных, официальных рамок» [391] . Однако оказывалось, рано радовались — ведь в России было еще много монастырей, до которых очередь Соловков не дошла. Правда, если верить официальным предписаниям, исчезли пытки, не жгли более огнем на допросах, но за решимость высказать свое убеждение по–прежнему, как двести лет назад, сажают в мрачные казематы монастырской тюрьмы, — сожалеет упомянутый автор.
390
Пругавин А. С. Монастырские тюрьмы в борьбе с сектантством. М., 1905, с. 43.
391
Там же, с. 91.
«Но как в прежние времена, так и теперь, в начале XX века, в наши дни, монастырскому заточению чаще всего подвергаются лица, известные у нас под именем «сектантов» и «еретиков» [392] .
«В интересах церкви необходимо от всей души пожелать, чтобы монастыри, эти «обители мира, любви и прощения», перестали, наконец, играть роль острогов и тюрем, чтобы с монахов сняты были, наконец, несвойственные их сану мрачные обязанности тюремщиков» [393] .
392
Там же, с. 123.
393
Там же, с 125.
Время диктовало свои требования, и правительство издает несколько документов, которые имели чисто декларативный характер.
«Правительственный Вестник» от 27 февраля 1903 г. за № 46 опубликовал Высочайший Манифест от 26 февраля 1903 г.: вот некоторое извлечение: «Укрепить неуклонное соблюдение властями, с делами веры соприкасающимися, заветов веротерпимости, начертанных в основных законах Империи Российской, которые благоговейно почитая Православную Церковь первенствующей и господствующей, предоставляют всем подданным Нашим инославных и иноверных исповеданий свободное отправление их веры и богослужения по обрядам оной» [394] .
394
Введенский А. (священник). Действующие законоположения касательно старообрядцев и сектантов. Одесса, 1912, с. 4.