Святая кровь
Шрифт:
Жюли скривила губки:
— Амит, ты же прекрасно знаешь, любой теолог скажет, что эти пассажи всего лишь фигура речи, метафора для загробной жизни и царствия небесного.
— Вовсе нет, — возразил он. — Религиозные власти в иудаизме, христианстве и исламе едины в том, что «пакибытие» есть эра всеобщего мира и процветания, которые мессия принесет живущим на Земле перед Страшным судом, концом света, или как вам угодно будет это назвать. Эта ссылка четко описывает новое царство в наши дни. А самого себя Иисус упоминает как «Сын Человеческий» не только в этом отрывке, но и во всех Евангелиях.
Амит пояснил, что авторство
Первыми же словами, с которыми обратился Бог к Иезекиилю, когда пророк предстал перед ним, были: «Сын Человеческий, поднимись на ноги, и я буду говорить с тобой». Позже Иезекииль утверждает: «Когда Он заговорил со мной, Дух вошел в меня и поставил меня на ноги». Впоследствии «Сын Человеческий» несколько раз попадается в тексте. Это ссылка на земного пророка, измененного Божественной сутью. То же самое с Исайей, Иеремией и другими.
— И все они — в человеческом обличье?
— Конечно.
Лишь теперь возможные последствия потрясли египтолога до глубины души.
— А еще в «Храмовом свитке» разъясняется, как этим новым царством надлежит управлять и как его защищать преторианской гвардией. В коллекции Мертвого моря есть другой свиток, который посвящен Новому Иерусалиму. В нем детально повествуется, как этот храмовый город на протяжении двух тысячелетий будет мирно процветать под мессианским правлением. Для роста и развития это значительный отрезок времени, поэтому ессеи нарисовали в своем воображении грандиозный дворец. Ты наверняка тоже помнишь, что в Евангелиях Иисус показывает на строения на Храмовой горе и говорит ученикам: «Видите ли все это? Истинно говорю вам: не останется здесь камня на камне; все будет разрушено!» [103]
103
От Матфея, 24:2. От Марка, 13:2. От Луки, 21:6.
— Пророчество Иисуса о разрушении храма римлянами в семидесятом году нашей эры?
Амит покачал головой.
Жюли закатила глаза.
— Что же по этому поводу может сообщить нам эрудированный Амит Мицраки?
— С таким же успехом это могло означать и то, что Иисус объявлял о планах ессеев на обновление Храмовой горы: все снести и отстроить заново в соответствии с изначальным планом, предложенным Моисею.
Он помедлил, вновь внимательно вглядевшись в схему.
— Из чего, естественно, вытекает вопрос: мог ли Иисус быть одним из архитекторов Третьего храма?
— Ну, хорошо, всезнайка. А есть ли у тебя какие соображения по поводу того, что он планировал поместить в пустой комнате?
Амит смущенно глянул на нее.
— Алтарь? Святая святых? — Жюли вспомнился последний экспонат выставки храмового общества. — Вряд ли Иисус планировал оставить помещение пустым, правильно?
Амит вдруг заметно побледнел.
— Правильно…
Он взглянул на свои часы.
— В служебном помещении есть телефон. Я сейчас быстренько свяжусь с Енохом, может, у него для нас есть новости.
50
Оцепенелый и измученный рассудок Шарлотты реагировал вяло, когда к ней вновь вернулось сознание. Медленно
Рот был чем-то прикрыт, и дышать было трудно. Когда она попыталась коснуться лица, выяснилось, что руки по-прежнему недвижимы. Опустив глаза, Шарлотта увидела широкую серебристую ленту, с такой силой врезавшуюся в запястья, что пальцы не чувствовали ничего, кроме впившихся в них иголок. Предплечья были намертво примотаны к подлокотникам металлического кресла, грудь и плечи — к спинке, а обе лодыжки — к ножкам. Потрескавшиеся губы могли едва двигаться под плотно облепившей рот лентой.
«Какого черта?..»
Взгляд ее метнулся влево, вправо. Явно не салон самолета. На этот раз она очнулась в тесной комнатушке без окон. Шарлотта сидела лицом к плотно закрытой железной двери.
Никаких следов Донована.
Стеллажи в комнате, забитые всевозможным инвентарем, навеяли воспоминание об импровизированном наблюдательном посте Сальваторе Конте в подвале музея Ватикана. В состоянии ли эти выродки схватить Донована… или сотворить с ним что-то пострашнее? Господи, мысль об этом была просто мучительной. Эвана-то они не пощадили.
«Что же им надо от нас?» — гадала Шарлотта.
Сгибая-разгибая пальцы, она попыталась хоть чуть-чуть улучшить приток крови к ставшим молочно-белыми ладоням.
Ею начала овладевать паника, отчего стало даже трудно дышать. Дашь волю страху — ничего не добьешься. Шарлотта решила взять себя в руки.
«Успокойся, — стала повторять она, — дыши ровно… Ну-ка, вспомни йогу».
Шарлотта глубоко медитировала, чтобы ослабить судороги, быстро охватывавшие сдавленные мышцы. Прямо как в кино, замечталась она: хитроумная, ловкая героиня откуда-то достает лезвие, маникюрные кусачки или применяет ноготь с зазубринами, чтобы перерезать путы. Здесь этот номер не пройдет. Не тот сценарий, и героиня не та. Даже ногтей не было — вернее, были, но постриженные очень коротко. С манерными ногтями в стерильных условиях лаборатории много не наработаешь. Как бы ей сейчас хотелось иметь при себе полный набор — полудюймовые коготки с идеальными кутикулами и французским маникюром.
Бесполезно. Все бесполезно.
Возможно, чтобы придать пикантности ситуации, комнату сделали похожей и на сауну: Шарлотта вся взмокла от пота. Вот только липкой ленте ни черта не делалось.
«Какое бы отличное можно было сделать свидетельство в пользу товара», — подумала она, представив себя привязанной к этому дурацкому креслу и соскакивающие со стеллажей рулоны липкой ленты в тридцатисекундном рекламном ролике.
Шарлотта решила переключить внимание и принялась дотошно разглядывать комнату.
На полке прямо над ее правым плечом выстроились упаковки с обезвоженными продуктами питания, батареи консервов и бутылки с соком. Заложницу усадили так, что под неудобным углом зрения прочитать этикетки было очень трудно, но те, что разглядеть удалось, были на английском и идише. А еще на всех упаковках красовалась одна и та же эмблема, которая — Шарлотта точно знала — удостоверяла, что продукты эти кошерные.
«Сначала идиш, а теперь это?»
И в этот момент уголком глаза Шарлотта подметила высоко под потолком крохотное пятнышко, подмигивающее красным светом. Выгнув, как могла, шею, она рассмотрела круглый глаз объектива, направленный вниз, на нее.