Святая Русь. Историческая миссия, национальная идея, форма правления
Шрифт:
В изложение своего взгляда на историю Данилевский вставил особый экскурс о влиянии национальности на развитие наук. Здесь он как будто забывает о своей теории: вместо того чтобы говорить о выражении культурно-исторических типов в научной области, указывает лишь на воздействие различных национальных характеров – английского, французского, немецкого и т. д. Различая в развитии каждой науки несколько главных ступеней (искусственная система, эмпирические законы, рациональный закон), Данилевский находил, что ученые определенной национальности преимущественно способны возводить науки на ту или другую определённую ступень. Эти обобщения оказываются, впрочем, лишь приблизительно верными, и установленные Данилевским правила имеют столько же исключений, сколько и случаев применения. Во всяком случае этот вопрос не находится ни в каком прямом отношении с теорией культурно-исторических типов.
Занимающие значительную часть книги Данилевского рассуждения об упадке Европы и об отличительных особенностях России (православие, община и т. п.) вообще не представляют собой ничего нового сравнительно с тем, что было высказано прежними славянофилами. Более оригинальны для того времени, когда появилась книга, политические взгляды Данилевского, которые он резюмирует в следующих словах:
Европа не только нечто нам чуждое, но даже враждебное … ее интересы не только не могут быть нашими интересами, но в большинстве случаев прямо им противоположны.
Та цель, ради которой русские должны, по Данилевскому, отрешиться от всяких человеческих чувств к иностранцам и воспитать в себе и к себе odium generis humani – заключается в образовании славянской федерации с Константинополем в качестве столицы.
Основной идеей его религиозной философии была София – Душа мира, понимаемая как мистическое космическое существо, объединяющее Бога с земным миром. София представляет собой вечную женственность в Боге и, одновременно, замысел Бога о мире. Этот образ встречается в Библии. Соловьёву же он был открыт в мистическом видении, о котором повествует его поэма «Три свидания». Идея Софии реализуется трояким способом: в теософии формируется представление о ней, в теургии она обретается, а в теократии – воплощается.
• Теософия – дословно Божественная мудрость. Она представляет собой синтез научных открытий и откровений христианской религии в рамках цельного знания [11]. Вера не противоречит разуму, а дополняет его. Соловьёв признаёт идею эволюции, но считает ее попыткой преодоления грехопадения через прорыв к Богу. Эволюция проходит пять этапов, или «царств»: минеральное, растительное, животное, человеческое и Божье.
• Теургия – дословно боготворчество. Соловьёв решительно выступал против моральной нейтральности науки. Теургия – это очистительная практика, без которой невозможно обретение истины. В ее основе лежит культивирование христианской любви как отречение от самоутверждения ради единства с другими.
• Теократия – дословно власть Бога, то, что Чаадаев называл совершенным строем. «Теократическую миссию» Соловьёв возлагал на Россию, при этом сохраняя симпатии католицизму. Теократия заключается в «истинной солидарности всех наций и классов», а также в «христианстве, осуществленном в общественной жизни» [12].
На философию Соловьёва оказали сильное влияние идеи русского религиозного мыслителя Николая Фёдорова. Соловьёв считал Фёдорова своим «учителем и отцом духовным», называл гениальным мыслителем [13].
Философия Розанова составляет часть общего русского литературно-философского круга, однако особенности его существования в этом контексте выделяют фигуру ученого и позволяют говорить о нём как о нетипичном его представителе. Находясь в центре развития российской общественной мысли начала XX в., Розанов вел активный диалог со многими философами, писателями, поэтами, критиками. Многие из его работ были идейной, содержательной реакцией на отдельные суждения, мысли, работы Бердяева, В. С. Соловьёва, Блока, Мережковского и др. и содержали развернутую критику этих мнений с позиций его собственного мировоззрения. Проблемы, занимавшие мысли Розанова, связаны с морально-этическими, религиозно-идейными оппозициями – метафизика и христианство, эротика и метафизика, православие и нигилизм, этический нигилизм и апология семьи. В каждой из них Розанов искал пути к снятию противоречий, к такой схеме их взаимодействий, при которой отдельные части оппозиции становятся разными проявлениями одних и тех же проблем в существовании человека [15].
Интересна одна из интерпретаций философии Розанова, а именно как философии «маленького религиозного человека». Предметом его исследования становятся перипетии «маленького религиозного человека» наедине с религией, такое множество материала, указывающего на серьезность вопросов веры, на их сложность. Грандиозностью задач, которые ставит перед Розановым религиозная жизнь его эпохи, лишь отчасти связана с Церковью. Церковь не поддается критической оценке. Человек остается наедине с самим собой, минуя институты и установления, которые объединяют людей, дают им общие задачи. Когда так ставится вопрос – проблема рождается сама собой, без дополнительного участия мыслителя. Религия по определению – объединение, собирание вместе и т. д. Однако понятие «индивидуальная религия» приводит к противоречию. Впрочем, если его истолковать таким образом, что в рамках своей индивидуальности религиозный человек ищет свой способ связи и объединения с другими, тогда всё встает на нужные места, всё приобретает смысл и потенциал для исследования. Именно его использует В. Розанов [16].
На рубеже XIX–XX веков Сергей Булгаков разочаровался в марксизме, поскольку счел его неспособным ответить на глубинные религиозные запросы человеческой личности и коренным образом изменить ее. Он возвратился к христианству зрелым человеком, пройдя искушение иными возможностями спасения. Его личный духовный путь стал знаковым для духовного пути России, демонстрируя возможность ухода от нависшей над страной катастрофы. В 1905 году, в дни первой русской революции, Булгаков написал статью «Героизм и подвижничество» [11], в которой сказал о «двух путях» русской интеллигенции. Героизм – путь, которым идет большинство. Это попытка изменить общество внешними средствами, сменив один класс другим, с применением насилия и террора и с полным пренебрежением к духовному и нравственному содержанию собственной личности. Подвижничество – иной путь, предполагающий прежде всего изменение, преображение собственной личности, «ибо из сердца, – по слову Евангелия, – исходят злые мысли, убийства, прелюбодеяния, блудодеяния, кражи, лжесвидетельства, хулы. Это оскверняет человека…» (Мф. 15, 19). Этот путь требует подвига не внешнего, но внутреннего. Булгаков предупреждает, что путь героизма ведет Россию к кровавой трагедии.
Своим богословием отец Сергий вызвал обвинения со стороны московской и карловацкой юрисдикций православной церкви. Конфликт имел как политические, так и собственно богословские причины. Церковно-политический фон конфликта выражался в противостоянии карловацкой (промонархической) и московской (находящейся под тягчайшим давлением Сталина) церквей – свободной «евлогианской» церкви, которая с 1931 года подчинялась Константинопольскому патриархату. В сфере богословия дал о себе знать страх перед постановкой новых богословских вопросов. В 1935 году учение Булгакова было осуждено в указах Московской патриархии, а в 1937-м также зарубежного Архиерейского собора в Карловцах. Однако комиссия профессоров Свято-Сергиевского института и епархиальная комиссия (1936), созванная митрополитом Евлогием, отвергли все обвинения в ереси.
Полемизируя с традицией немецкого идеализма, Булгаков отказывается рассматривать разум и мышление в качестве высшего начала, наделенного исключительной прерогативой связи с Богом. Оправдание мира предполагает, таким образом, оправдание материи, и тип своего философского мировоззрения Булгаков иногда определял взятым у Владимира Соловьёва сочетанием «религиозный материализм». Мысль отца Сергия развивалась «снизу», от экономической проблематики и философского учения о хозяйстве («Философия хозяйства») к общему учению о материи и о мире и, наконец, к развернутой богословской системе, дающей окончательное решение исходной задачи: укореняющей мир в Боге и вместе с тем прямо следующей христианскому откровению и догматике [10].