Святая тайна
Шрифт:
Четырьмя быстрыми шагами дойдя до двери, она открыла ее и увидела лысого мужчину в черном костюме и в очках, почти одного роста с ней. Белый воротничок священнослужителя сразу же бросился ей в глаза. Лет сорок пять-пятьдесят, лицо привлекательное и бледное.
– Добрый день, доктор Хеннеси. Меня зовут отец Патрик Донован. – Его английский был чуть приправлен ирландским акцентом.
Приятно улыбаясь, он протянул изящную ладонь.
«Ага, мой ватиканский поклонник», – подумала она и сказала:
– Рада видеть вас, падре.
– Я так
– Да, конечно.
Разак и Фарух стояли глубоко под Храмовой горой, на заваленном обломками камня полу мечети Марвани. Как сообщил хранитель, разрушения были значительными, но только внутренними: прожекторы на опорах освещали зияющую полутораметровую брешь в задней стене. Увидев ее, Разак почувствовал, что его желудок будто бы скрутило в узел.
Впервые он побывал здесь в конце девяностых. Тогда это место представляло собой сплошной каменный завал – от пола до потолка. Так было до того, как израильское правительство разрешило ВАКФ приступить к раскопкам и реставрации. Взамен еврейским архитекторам позволили раскопать туннель Западной стены – подземный проход, соединяющий южную часть площади Западной стены с Виа Долороса в районе северо-западной части набережной, глубоко под зданиями Мусульманского квартала. Как обычно, компромисс не обошелся без кровопролития. Внезапно возникшие столкновения между палестинцами и израильтянами, протестующими против раскопок, привели к гибели семидесяти солдат и мирных жителей. В числе погибших оказался самый близкий друг Разака Талиб, который яростно протестовал против того, чтобы израильтяне вели раскопки под его домом, примыкавшим к сохранившемуся участку Западной стены.
Некоторые мусульмане упорно верили, что некий злобный джинн умышленно наполнил это подземное помещение каменными обломками, дабы перекрыть доступ сюда. И теперь, когда реставрация близилась к завершению, Разак не мог избавиться от ощущения чьего-то зловещего присутствия в темных углах.
Подойдя к бреши в стене, он пробежал пальцами по ее неровному краю, чувствуя под рукой что-то вязкое. Затем вгляделся в даль потайной комнаты – в ту ее часть, где завалов было меньше всего.
Рядом остановился Фарух с обломком каменной кладки в руке и протянул его Разаку.
– Смотрите, – указал он на ровную дугу, идущую вдоль края кирпича. – Израильтяне нашли оставленную похитителями дрель, ею пробурили отверстия, которые заполнили взрывчаткой.
Разак осмотрел кирпич.
– Как им удалось пронести взрывчатку в самое сердце Иерусалима, через все посты?
– Взрывчатку и оружие… Профессионалы. – Фарух по пояс просунулся в брешь и вгляделся в темноту. – Не хотел говорить при всех, но не исключено, что им помогал кто-то из местных. И вполне возможно, что здесь не обошлось без израильтян.
– Вы говорили, полиция уже видела это? – Разак его уверенности не разделял.
– И полиция, и люди из СБИ. Сразу после кражи они два дня здесь все обнюхивали.
Такая тщательность Разака не удивила.
– Ждем не дождемся их полного отчета, – добавил Фарух. – Пора бы уже, кстати.
Они вдвоем забрались через пролом в комнату.
Здесь тоже стояли прожекторы на подставках, освещая стены, выложенные из мягкого известняка горы Мориа, и толстые земляные опоры, подпирающие каменный свод. На стенах не было никакого орнамента. И застоявшийся воздух все еще хранил привкус взрывчатки.
Разак повернулся и внимательно посмотрел на хранителя:
– Вы знали о существовании этой комнаты?
– Ни сном ни духом. Археологические работы велись в помещении самой мечети. Любые несанкционированные раскопки строго запрещены.
Взгляд Фаруха был тверд, но Разак прекрасно знал: во всем, что касалось раскопок, ВАКФ и прежде позволял себе кое-какие вольности.
Напротив Восточной стены Разак заметил девять аккуратных каменных ковчегов, установленных в ряд. На каждом – гравировка на языке, напоминающем иврит. Он подошел ближе. Прямоугольная вмятина в земле с краю свидетельствовала о том, что прежде здесь стоял десятый ковчег. Разак подошел еще ближе.
Внезапно из-за дыры в стене донесся голос:
– Джентльмены, позвольте вас отвлечь.
Разак и Фарух резко обернулись и увидели мужчину средних лет, заглядывавшего в пролом. Лицо его с бледной кожей, обожженной южным солнцем, венчала копна непослушных темных волос.
– Простите, вы говорите по-английски? – У незнакомца был изящный английский выговор.
– Говорим. – Разак быстро подошел к пролому.
– Замечательно, – улыбнулся незнакомец. – Это все упростит. Мой арабский слабоват.
Фарух локтем отодвинул Разака в сторону.
– Вы кто? – сурово осведомился он.
– Моя фамилия Бартон. – Мужчина сделал движение, намереваясь забраться через брешь в комнату. – Грэм Бартон, я…
Фарух вскинул руки вверх:
– Да как вы посмели войти сюда? Это священное место!
Бартон замер в испуге, словно увидел под ногами мину.
– Простите. Но если вы позволите мне…
– Кто вас впустил? – Разак обошел Фаруха, чтобы преградить путь Бартону.
– Меня прислал сюда комиссар полиции Израиля, в помощь вам. – Он достал письмо с отметкой департамента полиции.
– Англичанин! – Фарух отчаянно жестикулировал. – Они прислали нам в помощь англичанина! И это после всего, что здесь творилось в прошлом!
За многие годы, проведенные Бартоном в Израиле, он с сожалением осознал, что здесь все еще хранят недобрую память об англичанах из-за их неуклюжих попыток колонизации Ближнего Востока в 1900-х годах и ниспровержение правительства, которое лишь усугубило негодование палестинцев и их обиду на Запад.
Он натянуто улыбнулся.
– Должен ли я напоминать вам, – предостерег его Фарух, – что людям немусульманской веры вход сюда запрещен?