Святилище
Шрифт:
Она нагнулась и в последних отблесках дня разобрала даты рождений и браков, объединявших Ласкомбов и Боске при жизни и — теперь — в смерти. Ги Ласкомб и его жена погибли в октябре 1864-го. Последним из рода Ласкомбов был Жюль, скончавшийся в январе 1891-го. Последняя из ветви Боске, Мадлен, дожила до 1955-го.
Мередит выпрямилась, ощущая странное покалывание под затылком. Дело не только в колоде Таро, навязанной ей Лаурой, и в совпадении имени — в чем-то еще. Что-то с датами. Что-то, что она увидела, но не обратила внимания.
И тут до нее дошло: слишком часто всплывал 1891 год. Она отмечала эту дату, потому что для нее она имела особое значение. Эта дата стояла на листке с нотами. Она видела перед глазами название и цифры так ясно, словно держала листок в руках.
И это еще не все. Она перебрала в уме все увиденное на кладбище и вспомнила. Не только год — повторялась конкретная дата.
Всплеск адреналина погнал Мередит едва ли не бегом вернуться к могилам, отыскивая там и здесь надписи и убеждаясь, что ошибки нет. Память ее не подвела. Она достала записную книжку и принялась переписывать даты смерти, повторявшиеся у разных людей три, четыре раза.
Все умерли 31 октября 1891 года.
У нее за спиной зазвонил маленький колокол на звоннице.
Обернувшись, Мередит заметила огни в церкви, а подняв голову, увидела высыпавшие на небе звезды. Слышались и голоса, глухое бормотание. Открылась церковная дверь, голоса зазвучали громче, потом дверь снова захлопнулась, заглушив звук.
Она той же дорогой вернулась к крыльцу. Деревянные столы на козлах уже не пустовали. Один был завален цветами — букетами в целлофане, растениями в терракотовых горшках. На втором лежало толстое красное сукно, а на нем — большая книга соболезнований.
Мередит не устояла перед искушением взглянуть. Под сегодняшним числом значились имя и даты рождения и смерти: «Сеймур Фредерик Лоуренс: 15 сентября 1938 — 24 сентября 2007».
Она сообразила, что вот-вот, несмотря на поздний час, начнутся похороны. Чтобы не мешать, она поспешно отступила на площадь Де Ренн.
На площади за это время стало людно. Кругом, негромко переговариваясь, толпились люди разного возраста. Мужчины в джемперах, женщины в светлых платьях, нарядные детишки. Как сказала бы Мэри — лучшие воскресные костюмы.
Остановившись в тени пиццерии, не желая, чтобы ее приняли за зеваку, Мередит смотрела, как скорбящие на несколько минут скрываются в доме священника, затем выходят и направляются к книге соболезнований. Казалось, здесь собрался весь город.
— Вы не знаете, что там? — обратилась она к официантке.
— Похороны, мадам. Un bien-aime.
Худая женщина с короткой темной стрижкой стояла, прислонившись к стене. Она не двигалась, но глазами так и стреляла по сторонам. Когда она, закуривая, подняла руку, Мередит заметила широкие красные шрамы у нее на запястьях.
— Un bien-aime? — повторила Мередит, лишь бы что-нибудь сказать.
— Известный человек. Уважаемый, — объяснила женщина на английском.
Ну конечно. Вполне очевидно.
— Спасибо, — смущенно улыбнулась Мередит. — Я не догадалась.
Женщина постояла еще минуту, затем отвернулась. Колокол зазвонил настойчивее — пронзительные гудящие удары. Толпа расступилась, когда четверо мужчин вынесли закрытый гроб. За ними шел молодой человек в черном, с копной каштановых волос. Наверняка моложе тридцати. Он был бледен, на скулах желваки, словно он с трудом владел собой.
Рядом с ним шел мужчина постарше, тоже в черном. Мередит округлила глаза, узнав водителя голубого «пежо». Этот держался с полным самообладанием.
Мередит устыдилась своей недавней обиды.
Неудивительно, что он говорил так резко.
Она проследила короткий путь гроба от дома священника к церкви. Туристы из кафе напротив встали, когда траурная процессия проходила мимо. Студенты примолкли и постояли, сложив перед собой ладони, пока мужчины и женщины медленным шагом проходили в церковь.
Дверь за ними захлопнулась. Колокол перестал звонить, оставив лишь эхо в вечернем воздухе. Все сразу вернулось к норме. Заскрежетали ножки стульев, люди поднимали бокалы, поправляли салфетки, закуривали сигареты.
Мередит заметила, что по главной улице в южном направлении проехала машина. За ней еще несколько. Значит, проезд наконец расчистили. Ей так хотелось скорее в отель.
Она отошла от стены здания и увидела теперь не отдельные подробности, а вид целиком. И узнала. Фотография юного солдата, ее предка, была сделана здесь, на этом самом месте, между зданием с проходом к Понт Вьё, между рядом платанов и лесистым склоном, видным между домами.
Мередит порылась в сумочке, вытащила конверт и достала снимок.
Точь-в-точь.
Только на восточной стороне площади появилась вывеска «Бед энд брекфаст», а в остальном тот же вид. Как раз здесь в 1914 году стоял, улыбаясь в камеру, солдат, уходящий на войну. Ее прапрадед, как твердо верила Мередит.
С новой верой в успех заданной самой себе задачи она пошла к машине. Она провела здесь всего час и уже кое-что обнаружила. Нечто определенное.
Глава 30
Мередит включила мотор и проехала через площадь Де Рейн, взглянув мимоходом на место, где был сделан снимок, словно надеялась увидеть силуэт давно умершего предка, улыбающегося ей из-под деревьев.
Очень скоро маленький городок остался позади, и она выехала на неосвещенную трассу. Деревья представали странными, подвижными очертаниями. Редкие строения, дома или сараи, надвигались на нее из темноты. Она локтем закрыла замок двери и услышала успокоительный щелчок механизма.
Она ехала не торопясь, следуя по маршруту, указанному на карте в брошюре. Чтобы не скучать, включила радио. Тишина вокруг казалась абсолютной. Наверху бескрайнее небо, освещенное одними звездами. По сторонам темная громада леса. Никого живого, ни лисицы, ни даже кошки.