Святое русское воинство
Шрифт:
Но означенное письмо ваше к Феотоки и перемена плана остановили окончание дел наших, к спокойствию потребное, нельзя теперь удержать [185] противное новому плану и должно ожидать его, таковая вновь устроенная перемена плана лишила меня удовольствия видеть государя императора, деятельностями моими и от меня определенных довольным, и вновь учреждаемую республику сделала навсегда несчастной; от воли вашего превосходительства все сие зависело, и весьма возможно было в столь отдаленном месте отсюдова ошибиться и не предусмотреть коварных замыслов нескольких вредных обществу людей; которых отослали вы из Константинополя депутатов, те были доверенные от стороны народа, сверх их еще в Константинополе оставались несколько таковых же, но и они от прочих отделены, и предложения их не приняты во уважение.
185
Так
Дворянство, некоторые надуты венецианской гордостию, нетерпимою всеми народами, от которой и падение сей республики последовало, утвердилось теперь преимущественно над другими классами к совершенной своей гибели; я все это предвидел и предупредил равным соединением второго класса с первым, к которому народ имеет полную доверенность, при оном положении могли бы быть стократ спокойнее, нежели при новом плане.
Я все это объясняю вашему превосходительству не для того, чтобы я чувствовал неприятность, противу меня случившуюся, но единственно объясняю по всей справедливости из одного чувствительного сожаления о злосчастии сей новой республики; ваше превосходительство одним словом могли бы удержать депутатов от перемены плана, только бы вы намерение их не похвалили и сказали бы, что это будет им вредно; свято уверяю, было бы достаточно, все они весьма послушны к нашей нации и дерзкого ничего отнюдь не предприняли бы. Имею честь быть с наивсегдашним моим почтением и совершенною преданностию.
Милостивый государь мой, Николай Александрович.
По рапорту вашему, от 22-го апреля писанному, в рассуждении штрафных, объявить честь имею: вам уже известно мое желание, особой честью почитаю, ежели мы установим правление и спокойствие на островах без потери людей. Те, которые делали хотя и важные проступки, должны быть наказаны, как с ними и сделано, справедливо. Но после, когда уже они восчувствовали наказание, чем легче простим мы их сверх их чаяния, надеюсь, больше почувствуют к ним милосердия, даже и все прочие большую приверженность еще к нам иметь будут.
Вам явственны резолюции мои, что я их обвиняю всегда, но предписываю простить от великодушности; непременное желание мое было и есть: всех таковых единовременно простить, так я к вам и в правительство всегда писал, ежели впадут они в погрешности в другой раз, тогда никак прощены не будут. Ежели не предвидите важной опасности от незначащего числа сих учинивших дерзкие глупости людей, и буде, простя их, можете все установить в тишине и порядке, особое удовольствие сим мне доставите.
Вы из писем моих совершенно уже должны быть уверены, что никакие письма против постановлениев ваших не принимаю я с другими мыслями, так только делаю им прощение от великодушия, и за честь почитаю, ежели можем установить дела наши по сделании некоторых штрафов напоследок поступком снисходительным. Повторяю, желание мое: все то, что не может быть совершенно опасно, на будущее время по таковым делам выполнить во всех островах и тем доставить мне удовольствие. В прочем с наивсегдашним дружеским почтением моим имею честь быть.
Милостивый государь мой!
Со всех мест устья Венецианского залива получаю я беспрерывные жалобы, что алжирские суда во многом количестве ловят, берут разбойническим образом и грабят всякие суда, какие только им попадаются в Венецианском заливе.
186
Махмет-бей – представитель турецкого правительства по дипломатической части.
В прошлом 1799 году от меня и от Кадыр-бея за общим нашим паспортом, с нашими подписками и печатьми данным, посланное от нас из Корфу судно под российским купеческим флагом в Тулон для отвозу пленных нами французов, алжирские суда, невзирая на наш паспорт, взяли разбойническим образом, отвели в Алжир судно и товары со оного продали, а командира оного судна Павла Фоку и со служителями-греками Соединенных островов и ныне держат в плену; ныне же оные алжирские суда в числе до десяти, крейсируя в Венецианском заливе, грабят не только разных наций, даже наши суда, посылающиеся от меня с письмами и всеподданнейшими рапортами к государю императору чрез Отрант и Бриндичи, пресекли всю коммерцию со здешними островами, не допускают сюда судов пройтить из Неаполитанского королевства с разным хлебом и со пшеницею, по нашим требованиям сюда идущих, чрез что не только здешние островские жители терпят голод, ни же мы сами пшеницу и муку не можем доставить в покупку, а особо, что они берега между Отранта и Бриндичи утеснили чрезвычайным образом и судами, и десантом высаживаемым, производят грабительство, а я по высочайшему мне от государя императора предписанию должен оных союзников наших вместе с Блистательною Портою защищать и охранять от французов и от всяких неприятелей, ибо они вместе войну имеют и общими силами с союзными державами действуют противу общих неприятелей – французов.
Следовательно, мы и Блистательная Порта Оттоманская имеет непременный долг их защищать и оборонять, а паче Блистательная Порта должна охранять их и воспретить тунисским и алжирским судам делать грабительство.
С письма, сейчас мною полученного из Летчи от российского консула Никаци, прилагаю точную копию и, сообщая обо всем оном, прошу, дабы благоволили вы сами с фрегатами Блистательной Порты иттить или послать от себя два фрегата к стороне Италии к Отранту и Бриндичам, сыскать оные алжирские десять судов, запретить им всякое грабительство и выслать их непременно из Венецианского залива вон с запрещением, чтобы они в здешнюю сторону не ходили, ибо здесь и в здешней стороне неприятельских судов совсем никаких нет; дайте им от себя об оном письменное приказание, объявя, ежели они будут ослушаны и далее производить будут грабительство, в таком случае я пошлю от себя отделенную эскадру, всех их велю забрать пленными, пошлю в Константинополь с представлением к Блистательной Порте для надлежащего с ними поступления и тем принужу их ограбленное в прошлом году наше судно и людей, также и прочее грабительство возвратить, ибо оно многократно от них требовано в возврат, но удовлетворения и по сие время не получено.
Я требую, чтобы вы, милостивый государь мой, по существующей между нациями дружбе исполнили сие непременно и рапортовали бы от себя к Блистательной Порте Оттоманской, а я о том же отнесусь жалобою моею представлением чрез полномочного российского министра, в Константинополе находящегося. В надежде удовлетворения вашего по моему требованию с наивсегдашнею моею дружбою имею честь быть.
Милостивый государь мой, Василий Степанович. Депутаты из Парги беспрестанно наносят разные просьбы и жалобы, сколько я не удаляюсь, но они со слезами своими от ног не отходят. Какие письма сейчас ко мне подали, все оные во оригинале при сем препровождаю.
Из одних сих писем не можно почесть утвердительным намерения Али-паши, но, ежели оно произведено будет в действо, настоит опасность в том; его императорскому величеству, Блистательной Порте и вам известно, что в Парге на крепости подняты флаги российский императорский и Порты Блистательной и что оные остаются там до решимости государей императоров и тогда спущены будут, когда какое решение последует.
Народ Парги, так сказать, обожая флот российский, как я уже к вам писал, ни за что не согласится добровольно его спустить; в противном случае даже смерть предпочитают. Что с сим отчаянным народом теперь делать, пока не последует настоящая конфирмация и решимость государей императоров. Опасаюсь я, ежели Али-паша ими овладеет отважной дерзкостию, чтобы не нанес бесчестия флагу и не произошли бы неприятные последствия.
Предупреждая вас, милостивый государь, прошу объясниться с Блистательною Портою, чтобы никто прежде высочайшей конфирмации никаких беспокойств сему месту не наносили, а ежели же Али-паша по ослушности Блистательной Порты начнет неприязненные действия, не будет ли надобности с нашей стороны, сколько можно его в том удержать и отвращать или что и обо флаге российском ваше превосходительство предполагать соизволите, то наперед я предвижу, что прежде конфирмации и высочайшего повеления спустить его нельзя, да и обыватели не допустят, ибо они на поднятие его в Парге с начала прибытия соединенных эскадр позволение от меня и от Кадыр-бея общее получили, и тогда оба флаги вместе ими подняты на крепости, в таковом нежном [187] деле ожидаю вашего ответа, как что исполнять следует. В каковой надежде с наивсегдашним моим почтением и совершенною преданностию имею честь быть.
187
Так в документе. Очевидно, описка писаря, должно быть – «нужном».