Святослав. Великий князь киевский
Шрифт:
— Взгляни, Святослав, какой крупный! — воскликнула Мария. — Ягуба, покажи князю! — распорядилась она. — Зимний помет считается к счастью... Но этот просто вылитый отец. Ратай, погляди, точно как ты в детстве!
Ратай вяло вильнул хвостом.
— Придумала! — вдруг радостно сказала княгиня. — Я назову его Ратаем Вторым. Ты не возражаешь?
Князь понимал, что вопрос этот задан для видимости, потому что княгиня не только в этих делах, но и во всём, что касалось дома, решала сама, но всегда старалась подчеркнуть — всё исходит от князя. Умница...
— Ты только посмотри,
Ратай наблюдал, как суетится его хозяйка вокруг щенка, от которого пахло своим, родным запахом. И вдруг пёс глухо заворчал. Через минуту в сопровождении дворского вошёл Пётр. Ратай встал, подошёл к бывшему дружиннику, обнюхал его и, вильнув хвостом в знак того, что признал и помнит, вернулся к тёплой печке.
Пётр почти не изменился.
Перед самой смертью отец настоял на своём, и Пётр женился на богатой, знатной, красивой и глупой боярышне. Теперь у него рос сын. Хозяйством руководила статная, дебелая женщина, а Пётр при каждом удобном случае уезжал по посольским делам в другие княжества, в Польшу, в Венгрию и даже к половцам. Иногда Святославу казалось, что Пётр смотрит на Марию как-то по-особенному, глазами нечестного пса...
Они не виделись целый год, и поэтому встреча получилась шумной, немножко бестолковой, с объятиями и троекратными поцелуями, вопросами, на которые не успевают дать ответ, и ответами на уже забытые вопросы.
Ягуба держался скованно.
«Неужели из-за того, что он по-прежнему дружинник, а Пётр уже великий боярин?» — подумал князь.
Ягуба заметил, что Святослав наблюдает за ним, положил щенка рядом с Ратаем и принялся дразнить его.
Вошёл холоп, принёс мёд, заедки, бесшумно расставил всё на ларях и ушёл.
— Я слышала, ты ездил в Галич с поручением от Изяслава? — спросила княгиня Мария Петра. — Успешно ли?
— Я мог бы вернуться с позором, если бы князь Владимир Галицкий не умер внезапно и на престол не взошёл Ярослав Осмомысл. Он остановил меня, и мы быстро пришли к разумному соглашению.
— Прошло одиннадцать лет, как мы с ним сражались против половцев стремя к стремени, — сказал Святослав. — Как ему живётся? Он счастлив в браке?
Пётр замялся. Ярослав влюбился в боярскую дочь красавицу Настасью и при живой жене ездил к ней. Можно ли рассказать всё это князю, не взволнует ли рассказ княгиню Марию, не напомнит ли ей о Неждане?
— Сдаётся мне, что наши пути ещё не раз пересекутся с Ярославом Осмомыслом... — задумчиво произнёс князь. — Он мне по нраву. Так кто будет Киевским великим князем? — без перехода спросил он Петра. — Юрий?
— Нет. Ему, как Давыдовичу, Киев не отворит ворот.
— Почему? Ведь у него самые весомые права.
— Не ты ли говорил, князь, что сила давно уже потеснила право? — спросил Пётр.
– А что касается права, ты забыл о моём князе, старом Вячеславе. Он сегодня старший из всех Мономаховичей. Его право самое весомое.
— Да какой из него правитель? Ему, почитай, лет сто!
– возмутился Ягуба.
— Это он так выглядит, — усмехнулся Пётр. — На самом деле немногим больше семидесяти. Но если уж говорить о приязни, то любят киевляне Мстиславичей.
— Не киевляне, а киевская бояра, — буркнул Ягуба.
— Разве бояре тебя повязали и бросили в поруб после смерти Всеволода?
Ягуба промолчал. Он уже жалел, что ввязался в спор с Петром о вещах, в которых тот был на голову выше его.
— А ведь действительно есть некоторая странность в пристрастиях киян. Три брата, три сына Мономаха. Юрия едва терпят. Вячеслава терпят, наверное, за древностию лет. А Мстислава любят. И не только его, но и всех его потомков, Мстиславичей.
— Что ты этим хочешь сказать, Пётр? — спросила княгиня.
— Только то, что не следует столь решительно, как Ягуба, отделять киевский народ от бояры. Патрициев от плебса, говоря языком ромеев.
— Каким языком ни говори, а выходит всё одно — в поруб-то меня чернь бросила, только сделала она это по наущению бояры. И получается: что бояре замышляют — то чернь и творит. Вот здесь ты, Пётр, прав, тут они едины, только корень зла в боярах, — горячился Ягуба.
— Всё это, други мои, умные разговоры, только легче от них не делается. Как ни крути, а с боярами мне ещё придётся столкнуться. Сейчас для меня важнее другое — кто будет великим князем?
— Я попытаюсь ответить на твой вопрос, князь, но прежде хочу вам рассказать вот что. Случилось это в Киеве, когда вас тут не было. Великий князь Изяслав наделал ошибок, и под ним зашатался стол. Юрий узнал о том и немедля собрал огромную силу. Что сделала киевская бояра, не желавшая видеть на великом престоле Юрия? Без лишних споров сговорилась и пришла к единому решению. Это решение великому князю сообщили самые уважаемые вельможи — тысяцкий Лазарь и великий дворский Рагуйло: «Хочешь княжить — пригласи соправителем старого Вячеслава». Изяслав Так и сделал. И не только пригласил, но ещё и распинался витиевато о справедливости и совести, в мире с коей он хочет отныне жить...
— И Вячеслав согласился? — спросил Ягуба.
— Да, — сказал Пётр. — И установилось у нас соправительство, двуумвират.
— А чего же твой Вячеслав титул великого князя не носит?
— Так урядились, — пояснил Пётр.
Святослав рассмеялся:
— По-твоему, Ягуба, ежели два соправителя, то и два великих князя? Так отродясь на Руси не было. Великий князь всегда один, а соправителей — сколько он допустит. И всё же, Пётр, кто на сей раз?
— Сегодня киевские бояре ждут приезда из Смоленска Ростислава, самого младшего из любезных им Мстиславичей, чтобы посадить его на великий престол.
— Я так и думал, — сказал Святослав.
— Как соправителя Вячеслава? — спросил Ягуба.
— Да.
— А согласится ли Вячеслав вдругорядь без титула?
— Согласится, если его не вынудят жить в Киеве и оставят в покое доживать свои лета в Вышеграде.
— А Ростислав? — не унимался Ягуба.
— Разве у него есть выбор?
— Но зачем всё это старому Вячеславу? — спросила Мария.
— Да он терпеть не может своего родного брата Юрия, а Мстислава покойного обожал. Такое в семьях бывает, — сказал Святослав. — И теперь эту любовь перенёс на его сына, своего племянника Ростислава...