Святой Антоний
Шрифт:
"Принесли?" – спросил Грасс.
Я потянулся к потайному карману – Грасс взглядом остановил меня. Он демонстративно взял салфетку, медленно вытер руки и положил её, смятую, на стол. Хитрец, он хотел, чтоб я сделал то же самое, только моя салфетка должна была лечь рядом с флешкой внутри. Минуты три я жевал, напустив на себя беспечный вид, и даже икнул, для правдоподобности. Потом взял салфетку, незаметно вынул из кармана флешку. Оставались сущие пустяки: сунуть малышку в салфетку и положить "пакет" на стол.
"Не надо! –
Пока я возился с салфеткой, ситуация круто переменилась.
Распорядитель зала возмущённо кудахтал, пытаясь сдержать у входа двух полицейских. Один из этой парочки был в штатском, но кобура под мышкой и начищенные тупоносые ботинки наглядно демонстрировала профессию. Распорядитель старался изо всех сил, елозил на пупе, но два копа с пушками это вам не мальчик-курьер в потёртых джинсах.
Признаюсь, я запаниковал.
"Надеюсь, для таких случаев у вас предусмотрена процедура?" – беззаботно спросил Грасс.
Он держался молодцом. Ни улыбка, ни поза, ни оттопыренный мизинчик – ничего не изменилось. Картина маслом: "Сытый господин столуется в своё удовольствие и ему плевать на весь остальной Мир. Бабки в биткоинах, полиция прикормлена, в церкви стоит персональная свечка. Неугасимая, как вечный огонь."
Только в глазах появилась тревога.
Процедура? Кажется да. Процедура существовала.
Второе правило курьера гласило: "Если корреспонденция не может быть доставлена, она должна быть уничтожена".
Флешку можно сжечь, разбить молотком, утопить, окунуть в кислоту. В моём случае – проглотить. Не скажу, что этот метод лучший – ради информации курьера могут "вспороть", как плюшевого мишку… Такие случаи мне известны.
Но вы же не станете меня упрекать, что я не сорвал с Грасса его дорогущий ботинок и не начал лупить им по флешке прямо в обеденном зале?
Я сунул флешку в рот и, – вот, дрянь! – она прилипла к пересохшему горлу, как дерьмо прилипает к рифлёной подошве гриндерсов.
Подумал, что сдохну от удушья прямо здесь и сейчас, под продолжительные аплодисменты двух копов и восторженные взгляды полусотни жующих зрителей.
"Ах, молодёжь, молодёжь!" – промолвил Грасс.
Он действовал решительно: налил в бокал вина и подал мне. Я выплеснул жидкость в глотку, и проклятая флешка провалилась в желудок. Грасс потрепал меня по щеке, и порекомендовал не торопиться: "Прожёвывайте тщательнее, мой друг, иначе команда бойскаутов останется без своего наставника".
Далее Грасс "расписал симфонию по нотам" – так говорит один мой приятель. Вернее, говорил.
Распорядитель подвел полицейских, извинился за "вторжение". Копы предъявили ордер на обыск: "Господин Грасс, у нас есть сведения, что этот молодой человек должен передать вам информацию, запрещённую к распространению!" – стандартная формулировка и стандартная процедура: руки на стол, ноги расставить. Сканер и бесконечно долгие секунды позора.
Раньше так досматривали только в аэропорту. Перед посадкой в самолёт.
Меня много раз обыскивали, и всякий раз я чувствовал себя голым на приёме у проктолога. Напрягаешься и ждёшь… вот-вот… сейчас… ещё мгновение, и плоский металлический сканер вторгнется в прямую кишку, как айсберг борт "Титаника".
Грасс оставался самим собой: "Show must go on!" Он выдернул из-за ворота салфетку, шлёпнул ею прямо в соус, так что брызги разлетелись по сторонам, и всем окружающим стало понятно: полицейские творят беспредел. Широко расставив ноги, он напряг бычью шею. В это мгновение Грасс походил на минотавра.
"Чисто!" – показал сканер, и коп в штатском обратился ко мне: "Твоя очередь!"
Я попытался возразить, что в ордере нет моей фамилии, на что получил ответ (не менее стандартный, чем сам ордер), что я законопослушный гражданин, и искренно ЖЕЛАЮ содействовать правосудию.
"О каком правосудии речь?" – повис вопрос.
С момента принятия "Закона о перлюстрациях" многое изменилось. Изменилось сами понятия "вторжения" и "приватности". Где она теперь, эта самая приватность? Ответ один: в ж… (Если вы думаете, что я говорю о ЖЖ, то вы ошибаетесь. Одна буква лишняя.)
Е-мэйлы, мессенджи, посты, чаты, фотки, гифки, видео – всё просматривается и проверяется. В офисе на вас смотрит корпоративная камера (видеопоток идёт прямиком в Сеть), в квартире – камера соседа-параноика.
Интернет трафик под колпаком. Он отслеживается, фильтруется и классифицируется. Если вы чем-то заинтересовали правоохранителей (я говорю о поведении в Сети), автоматически формируется отчёт. Он же – запрос. Опытный психолог анализирует этот отчёт (о посещаемых вами сайтах) и ставит диагноз, даже не представляя, какой формы у вас нос и какого цвета глаза. В реале, вас как бы не существует. За вас говорят нули и единицы – эти новые Пророки двадцать первого века.
"Скажи мне адрес своего любимого сайта, и я скажу кто ты". Так утверждает один мой знакомый. Вернее, утверждал.
Однако я отвлёкся.
Меня просканировали, обнаружили немного: в кроссовках антикражку, тремор в пальцах, дыру в кармане и туман в мозгу. Полицейские пожелали мне приятного аппетита, и отчалили. Мелочью вроде ворованных кроссовок эти ребята не занимались.
"Изуродовали обед!" – громко произнёс Грасс. Копы даже не обернулись.
Распорядитель прислал бутылочку вина:"Шардоне, 1968 года". "Дабы сгладить некоторое неприятное впечатление от незапланированного визита", – так он сказал. Я усмехнулся: назвать это неприятным незапланированным визитом всё равно, что посчитать авиакатастрофу падением с несущественной высоты.