Святой Антоний
Шрифт:
Лев Андреевич напоминал большую умную добрую лягушку. Чем? Лысой головой, выпуклыми глазами и широким ртом. Когда он говорил про везение, уголки рта разбежались до самых ушей.
"Если побережешься, – прибавил док, – недельки через две будешь, как новенький. Только к стоматологу сходи. Восполни утраты зубов железом и фарфором".
Я понял, что он шутит и подал знак, мол, оценил шутку. Улыбнуться у меня в тот момент не получилось – что-то повредилось в голове. Нерв защемило или ещё что… Это прошло через некоторое время.
Спросил про флешку.
От стены отделился здоровяк (оказывается,
"На будущее, парень. Сделай тайник в ботинке. Ботинок, в случае опасности легче всего "потерять". Лучше его, чем жизнь, ты согласен?".
Я хотел возразить, и даже открыл рот, но мужчина вышел из комнаты. Ему было на меня плевать (если говорить откровенно), и этот совет – просто дань вежливости.
"Мы не теряем от корреспонденции, – мысленно проговорил я. – В случае опасности мы её уничтожаем".
Будто услышав мои мысли, Лев Андреевич поднял рентгеновский снимок и ещё раз его просмотрел. Спросил, чем я питаюсь в последнее время?
Я удивился такому вопросу. Ответил, что меню не меняется уже несколько лет: макароны, жареные яйца, кефир… листья салата люблю пожевать… оливки. Если повезёт, перехвачу бургер или кусок пиццы.
"А что?"
"У тебя в желудке какое-то уплотнение, – ответил доктор. – Не думаю, что это опасно. Не волнуйся".
Из ящика стола он вынул блистер таблеток, протянул мне. Сказал, что это слабительное.
"Очень сильное слабительное. Когда с рёбрами станет полегче, прими сразу три таблетки и выпей пару стаканов воды".
Док опять улыбнулся, и я опять разглядел добродушную лупоглазую лягушку. Она предупредила, что лучше "исполнить магическое очищение" утром, и на этот день ничего не планировать. "Кроме общения с унитазом".
Следующие две недели я провёл на диване. Имел на это моральное право – мои рёбра ныли и стонали, как старая раздолбанная фальшь-труба на каком-нибудь недозатопленном буксире или сухогрузе. Это если говорить фигурально. Если обратится к практике, то хуже всего было чихать. Из глаз моментально летели слёзы, дыхание обрывалось, а перед глазами танцевали разноцветные (преимущественно алые) зайчики. Исполняли, мерзавцы, своё плейбойское болеро.
И всё же, это было блаженное время! Я поднимался с дивана только затем, чтобы купить еды или забрать из ящика бесплатную газету. Нет-нет, газет я не читаю (собственно, в этой газетке нечего и читать), я просматривал объявления.
Когда наша курьерская служба только образовалась, "общий сбор" (так это называлось) "трубили" в Интернете. Для этого на сайте знакомств выходило объявление, что вдова приличной наружности желает обрести семейный покой в виде молодого и перспективного супруга, обладающего завидным достоинством, плюс имением на Гавайях и доходом от мыловаренного завода в Подольске. (Шучу.)
Потом руководство компании решило, что это небезопасно: можно отследить хостинг сайта и IP-адреса посетителей. Вспомнили о старом добром дедовском способе – о газете объявлений (почти, к тому времени, обанкротившейся). Надо признать, что этот канал информации сугубо односторонний и обнаружить читателей практически невозможно.
Время от времени некто Стравински давал объявление… любого содержания. Важна была фамилия. Как только она появлялась – для курьеров это служило сигналом. Надлежало в одиннадцать часов утра следующего понедельника явиться в контору.
Есть такой пошловатый анекдот о мужике с расстройством желудка. Возможно вы его слышали. Он (мужик) явился к доктору и рассказал о своей небольшой огромной проблеме: "Не могу остановиться!" Недолго думая, доктор приказал спустить штаны и нагнуться. Мужчина с радостью выполнил указание – многодневное расстройство вымотало его душевные и физические силы. Бедняга был готов на всё. Однако когда он увидел деяния доктора, засомневался в эффективности лечения. Док взял в руки огромный красный фонарь (ржавый и очевидно старый) и начал водить им перед "выхлопным" отверстием больного.
"Вы уверены, доктор?" – робко спросил больной.
"Сто процентов!" – бодро ответил доктор и рассказал, что подобная процедура даже паровозы останавливает. "Не то, что ваш понос, голубчик".
Юмор в том, что раньше доктор работал на железной дороге.
Зачем я это рассказываю? Сейчас станет понятно.
Когда с рёбрами стало получше, я вспомнил о слабительных пилюлях. Принял, как было предписано, сразу три штуки. Обильно запил водой.
Последующие шесть часов стёрлись из моей памяти. Я не мог даже предположить, что внутри меня есть столько всего. И если больной из анекдота страдал долго и томительно, как некрасивая девчонка на деревенских танцах, для меня все "радости очищения" сомкнулись в плотный энергичный стремительный танец. Гопак с присядкой.
– Гопак? – повторил Рыба. – Наглядно. Эспумизан не пробовал?
– Нет, – честно признался я. – Его не оказалось под рукой. Но если бы он был, уверен, он проскочил бы сквозь меня вместе с упаковкой и коробочкой.
Рыба хихикнул и сказал, что я занятный парень.
– Есть в тебе что-то… что-то необычное. – Он глянул коротко и остро. Неожиданно спросил: – А как ты меня нашел?
Настала моя очередь хихикнуть и, прищурившись, ответить вопросом:
– А ты ещё не понял? Тогда слушай дальше. Тебе будет интересно. Очищение пошло мне на пользу и я с благодарностью вспоминал врача Льва Андреевича. Но заветные таблетки задвинул в самый дальний ящик стола.
Говорят, что побывав на краю гибели, люди начинают ценить жизнь дороже. Ценят дни и ночи, ярче воспринимают краски и вкусы. Близость смерти добавляет контраста, как урчание геликона добавляет музыке басов. Нечто подобное произошло и со мной. Шесть часов непрерывной дрисни явственно показало мне "оборотную сторону бытия".
– Истинно так! – согласился Рыба. – Я всегда знал, что через задний проход информация доходит быстрее.
– Согласен. Но если говорить о физическом самочувствии, то оно не улучшилось. Регулярно случались головокружения (я связывал их с травмой головы), временами дрожали руки, тошнило. Иногда меня "выключало" – минута или две стирались из памяти начисто: вот я спускаюсь по эскалатору в метро, – щёлк! – вот я вхожу в вагон. Что было между этими двумя точками – пустота.
Конец ознакомительного фрагмента.