Святой дракон и Джордж. Никто, кроме человека
Шрифт:
Итак, в какой стороне сейчас находится отряд, вступивший на тропу войны против сэра Хьюго? Джим предположил, что еще до наступления темноты они могли свернуть с дороги, если Брайен или Жиль выбрали удобное место для ночлега.
Главное — не паниковать и не пускаться в бегство, иначе он попадет в пасть сандмиркам.
И еще одно Джим знал наверняка: поблизости нет Арагха, готового в любой ситуации прийти на помощь. Волк расстался с Джимом у стен Малвернского замка, убежденный, что тот ушел вместе с отрядом. Утвердившись в своих худших подозрениях, Арагх, несомненно, развернулся и отправился обратно в свой лес. Так что сейчас он находится в десятках миль от Джима и не может слышать вой сандмирков, окружающих свою ночную жертву.
Страх и ярость вспыхнули в Горбаше бритвенно-живыми языками
Путь к отступлению… Нет! Путь к спасению! Этот путь должен существовать. Должен! И Джим-Горбаш обязан его найти!
Но он никак не мог его разглядеть.
Начинала кружиться голова. Ярость утихала. Теперь у Джима остался только страх; поднимаясь от земли, как туман, страх заполнял его дрожащее тело. Джим понимал, что имеет право бояться. Но осознание этого факта было странно-неправильным, ненормальным, потому что за ним следовало принятие факта смерти — его смерти!
Джим стоял в дождливой темноте, вслушиваясь в подвывание приближающихся сандмирков. Через несколько минут кольцо окружения замкнется. Бежать некуда, да и поздно: сандмирки поблизости и повсюду. Разум достиг предела отчаяния и смешался с бесцветной бесконечностью.
Неожиданно Джим отчетливо увидел себя со стороны. Сознание вновь и вновь прокручивало недостатки «Брайена и К0» — прокручивало до тех пор, пока аргументы со знаком «минус», занесенные в графу «Недостатки Соратников», не оказались заслонены его собственными недостатками. Он ни в чем не превосходил Брайена, Смргола, Арагха и остальных. Наоборот — каждый из них превосходил его! Все дело в слепом случае, переместившем испуганное человеческое сознание в могучую плоть дракона. Оставаясь в теле человека, он мог бы считать себя заурядным ничтожеством. Смог бы волейболист класса АА справиться с самым хилым разбойником из отряда Жиля? Смог бы ассистент Джим Эккерт натянуть тетиву стофунтового лука — не говоря уже о том, чтобы поразить стрелой цель? Смог бы водитель Оглоеда, облачившись в лучшие доспехи этого мира и сев на лучшего из боевых коней, выстоять хоть пару минут против сэра Брайена или сэра Хьюго?
Джим прозрел, причем совершенно неожиданно. Как он похвалялся, гордясь тем, что на скорости врезался и повалил наземь солдат, которые всем скопом весили в пять раз меньше дракона! Было удобно и выгодно намекать этим людям, живущим в закрытом обществе, будто он барон, при этом позволяя им думать, что на самом-то деле носит титул принца! Но что произошло, когда его пронзило копье? Радость от игры стремительно улетучилась, и Джим был бы счастлив закрыть глаза — и оказаться дома.
Окруженный сандмирками, Джим запоздало понял, что мир, в который он провалился вместе с Энджи, не столь уж удобен и приятен. Это жестокий мир. И все, с кем он повстречался, — Смргол, Брайен, Арагх, Жиль, Дэффид, Даниель и даже хозяин Джек и Секох — воины, выжившие после и за счет сражений. Они выжили только потому, что обладали требуемым для выживания уровнем храбрости. Джим презирал эту храбрость, когда бросился на копье Хьюго де Буа. Но потом вдруг обнаружил, что смертен, как все остальные! Это открытие привнесло в жизнь нестерпимую горечь: в двадцатом веке он мог в любой момент увильнуть и не проявлять отваги, присущей жителям средневекового мира.
Но речь об удали или храбрости уже не шла. Его смерть была неминуемой — вне зависимости от мужества или отваги. Сандмирки затаились за ближайшими деревьями, а паника, рожденная их подвываниями, начала уже разъедать мозг. И не было поблизости костра, пламя которого удержит их на расстоянии. На сей раз, выбрав тактически беспроигрышный момент, они явились в дождливую ночь, когда облака плотно затянули небо; когда дракон не мог взлететь, опасаясь столкновения с деревьями или утесом; когда дракон, как обычное прикованное к земле животное, мог спасаться только бегством на своих четырех. Единственное, что выделяло эту ночь из ряда всех предыдущих — Джим наконец-то разобрался в себе: ничтожный триумф, единственное,
И тут у него перехватило дыхание. На мгновение были позабыты голоса сандмирков: Джим увидел путь к спасению. Или к смерти? Но смерть в бездействии презренна, когда можно воспользоваться последним шансом к спасению. Что он говорил Каролинусу в их первую встречу?.. «Но я же не дракон?»
Он и не был драконом: у Горбаша, несомненно, в подобной ситуации не осталось бы выбора, но у Джима Эккерта выбор был! Он готов погибнуть во время штурма Презренной Башни ради спасения Энджи — если это потребуется — но не беспомощно и покорно; он не станет лакомством для сандмирков.
Вероятно, смерть поджидала его и в воздухе, но он предпочитал умереть, пав с небес, чем остаться здесь и быть съеденным. Горбаш раскрыл пасть и взревел на сандмирков, а Джим пригнулся и ринулся вверх, навстречу темноте и дождю; завывания начали быстро стихать, а тишина поглотила и окружила дракона.
Он взмахивал крыльями, набирая высоту, и в нем теплилась надежда, что слой облаков опустился низко и, пробив его, он вылетит под свод чистого звездного неба. Но где внутри слоеного пирога из всех этих дождевых облаков ему отыскать восходящий поток? Хороший ветер спас бы Джима, но дождливая погода исключала сильные, устойчивые воздушные потоки внутри нагромождения дождевых туч. Стоит ему перейти на парящий полет — и рано или поздно крылья нальются усталостью, и он начнет терять высоту, после чего падение на землю станет неминуемым.
Но пока силы не покинули Горбаша, Джим вновь и вновь настойчиво продирался наверх сквозь стену дождя. Темнота окружала и сжимала дракона: спереди и сзади, снизу и сверху. Он ощущал, что несмотря на все усилия, неподвижно висит в мокрой и кромешной пустоте. Дождь шел безостановочно, и не было прорехи в плотном покрове темноты.
Сравнивая быстроту набора высоты с предыдущими взлетами, Джим прикинул, что уже достиг рубежа пяти тысяч футов. Он попытался вспомнить некогда заученные, но потом позабытые сведения о дождевых облаках. Как смутно вспоминалось Джиму, слой «невлажных» облаков находится на высоте двадцати тысяч футов. Очевидно, так высоко дракону не взлететь. Его легкие, как ни крути, оставались легкими животного, приспособленного к жизни на поверхности земли. На таких высотах дракон или задохнется от недостатка кислорода, или замерзнет.
На этой высоте слабый, но непрерывный ветер разгонял дождь, и Джим инстинктивно поймал его для подъема. Он рискнул: расправил крылья и перевел дыхание, не ощущая быстрой потери высоты. Он почувствовал давление воздуха на нижнюю плоскость крыльев, а мозг дракона зарегистрировал, что полет перешел в плавное снижение. И все же Джим опасался: ведь он мог терять высоту быстрее, чем предполагал.
Он интенсивно заработал крыльями, и рецепторы просигналили, что он опять, пусть медленно, но поднимается вверх. Его мозг, раскаленный до белого каления с момента, как он решил покинуть сандмирков, сыграл непредсказуемую, но удачную шутку, выдав из закоулков памяти целый отрывок из старинной книги. В нем говорилось о «заблудившемся» под водой: несчастный ныряльщик не знал, как всплыть на поверхность. Поразмыслив, Джим заключил, что в той ситуации ныряльщику был необходим внутренний сонар. Мысль вызвала целый поток воспоминаний и выводов — драконы должны обладать не только необычно громким голосом, но и сверхчувствительным зрением и слухом! Летучие мыши летают ночью вслепую, и, как обнаружили ученые, когда животных в рамках эксперимента лишали возможности пользоваться зрением, те для передвижения превосходно обходились внутренним сонаром. Так почему бы и Горбашу не попробовать? По крайней мере — не рискнуть?
Джим открыл пасть, набрал полные легкие воздуха и испустил зычный вопль в окружающие его дождь и темноту.
Он вслушался…
Он не был уверен, что услышал отраженное эхо…
Он крикнул снова. И слушал… слушал… напрягая уши…
На сей раз ему показалось, что он услышал слабое эхо.
Он издал повторный крик и вновь вслушался в темноту. На этот раз эхо оказалось четким. Что-то находилось внизу, чуть правее летящего дракона.
Наклонив голову к земле, он прокричал еще раз.