Святой: гарпун для Акулы
Шрифт:
Рычащий по-звериному битюг сидел, раскорячив ноги. Он то включал, то выключал фонарик, обозревая слизистый комок вывалившихся внутренностей, судорожно запихивая окровавленной пятерней кишки в разорванную пулей брюшную полость.
Пистолет девятого калибра был в руках темноволосого оружием, не знающим пощады. Знакомство с ним заканчивалось для нападавших смертью. Еще двое с расколотыми, точно грецкие орехи, черепными коробками улеглись на холодные плиты трюма.
Сражение получилось яростным и коротким, точно атака хищника, загнанного в угол. Когда обойма опустела. Святой, скрывавшийся за ящиками, бережно вытер ствол пистолета
Прислонившись спиной к шершавой поверхности ящиков, он достал смятую пачку и принялся выискивать среди табачного крошева целую сигарету. Казалось, для него не было сейчас ничего более значительного, чем найти бумажный цилиндрик с фильтром, зажать его зубами и закачать в легкие горьковатый дымок, способный заглушить пороховую вонь и приторный запах крови, витавшие в воздухе.
Лицо израсходовавшего боеприпасы стрелка казалось бесстрастным и спокойным, как будто он надел железную маску. Ни один мускул не дрогнул при виде выныривающих из темноты врагов. Ошарашенные столь необычным поведением и высшей степенью хладнокровия противника, они выстроились в ряд, не снимая пальцев с курков.
В трюме воцарилась мертвая тишина. Только рокот, доносившийся из машинного отделения, оповещал, что все идет своим чередом и корабль плывет.
Пауза длилась около минуты, пока от группы не отделился гладко причесанный красавчик в облегающих голубых джинсах. Недобро ухмыляясь, он пнул носком наконец-то закурившего мужчину.
Темноволосый закашлялся, поднес к губам кулак. Прочистив горло, он испытующе взглянул на прилизанного красавчика.
— Че, допрыгался, падла?! Еще четверых, змей, замочил.
Я отвечаю, за Шуру ремни с твоей спины резать буду! — просипел красавчик, склоняясь все ниже и ниже.
— О приятеле скорбишь?! — тихо переспросил стрелок. — Не грусти! Такой нечисти сейчас без меры… Нового сосватаешь.
По толпе пронесся смешок. Дружки, похоже, поняли намек темноволосого. Группа расслабленно, как по команде, вздохнула и словно распалась на отдельные фигуры.
— Ах, ты!.. — Прилизанный задохнулся от возмущения.
Схватившись за ствол автомата, он замахнулся, намереваясь ударить обидчика прикладом. Его остановила мастерски проведенная подсечка.
Стряхнув с себя апатию. Святой саданул разбушевавшегося красавчика по лодыжкам. Тот свалился кулем и выронил автомат, но один из его приятелей отшвырнул оружие от темноволосого подальше. Впрочем, набриолиненному парню, не похожему на морского волка, эта мера предосторожности не помогла. В пальцах темноволосого блеснула тонкая нить стальной проволоки — остатки перебитой пулями антенны. Никто не успел среагировать на молниеносное движение темноволосого. Тугая петля обхватила длинную шею красавчика и сократилась до минимума. Из взрезанной глотки фонтаном ударила кровь, а глаза с закатившимися под веки зрачками стали алебастрово-белыми.
Спохватившись, кто-то неприцельно выстрелил. Задушенный прикрывал темноволосого, точно живой щит, и отнять эту защиту никто не отважился. Пуля угодила в грудь прилизанного красавчика, вырвав кусок мяса размером с приличный ресторанный эскалоп.
Возмущенные вопли слились с лязгом передергиваемых затворов. Но выстрелов не последовало. Властный бас скомандовал:
— Отставить!
Обладатель командирского голоса, плотный, похожий на старинный платяной шкаф мужчина, подошел со стороны брезентового кокона. Оглаживая седой ежик волос, подстриженных на военный манер, он легко пробрался сквозь строй подобострастно расступающихся людей. Одетый в рубашку навыпуск и серые хлопчатобумажные штаны, хозяин своры, устроившей пальбу в трюме, держался с тем неискоренимым достоинством, которое присуще людям, прослужившим долгие годы на командных должностях. Приблизившись, он окинул долгим тяжелым взглядом распрощавшегося с жизнью красавчика. Придушивший не в меру ретивого парня сбросил с себя труп. Тот лежал, распластавшись, как выловленная из моря камбала.
— Лихо! — по-людоедски чмокнув губами, произнес седой, массируя ладонью затылок. — Славно сработано.
Под охраной десятка головорезов, следивших за каждым движением грозного противника, седовласый предводитель обошел лужу крови, переступил через труп.
— Узнаю мастерский почерк! Дерешься до последнего, Святой? — тоном человека, обращающегося к старому знакомому, сказал он, направляя луч фонарика на темноволосого.
В желтом свете черты лица пленника вырисовывались отчетливыми линиями, словно на старинной гравюре. Не отворачиваясь от бивших в глаза лучей и не вставая, тот ответил:
— Последним в моем списке значитесь вы, генерал.
Произнеся эту фразу, мужчина прикрыл глаза ладонью, будто прятался от слепящего знойного солнца пустыни…
— Что видишь? — спросил старший лейтенант Дмитрий Рогожин у сержанта, не отрываясь от окуляров мощного бинокля. От жары спекшиеся губы офицера покрылись засохшей коркой.
Ржаво-коричневая равнина, покрытая редкими чахлыми кустиками колючек, у самой линии горизонта начинала бугриться грядой лысых невысоких холмов. За ними в голубом дрожащем мареве темно-синими глыбами сияли под беспощадным среднеазиатским солнцем отроги далекого Таласского Алатау.
— Кочерыжка какая-то! — недоуменно ответил за сержанта замкомвзвода Василий Голубев. Подкручивая кольцо дальномера оптического прицела, он пытался рассмотреть то, что привлекло внимание лейтенанта. — Зачем ее на шест насадили? И откуда они здесь палку взяли? Вокруг ведь ни деревца… Нет, товарищ лейтенант, не могу разобрать. Расстояние слишком велико. Надо бы поближе подойти…
— Поближе, говоришь, — эхом отозвался командир группы, словно стремился выторговать время у своего заместителя для принятия решения. — Идеальное место, чтобы перебить нас как куропаток. Выйдем на равнину и окажемся на блюдечке с голубой каемочкой. Бери вилку и накалывай!
Рогожин оглянулся.
По ту сторону бархана, присев на корточки, ждали команды четверо десантников — его группа. Пять суток, проведенные в пустыне, уже отметили парней печатью усталости. Обгоревшие до кирпичного цвета лица, продубившиеся от пота «афганки», впавшие щеки, постепенно пустеющие рюкзаки, болтающиеся за плечами, напомнили Рогожину далекий блокпост, который перекрывал дорогу из Ирана в мятежную и непокорную афганскую провинцию Герат.
Там он получил боевое крещение и впервые испытал себя на прочность. «Духи» появились словно из-под земли, когда часовые проспали. Завязалась рукопашная схватка. В ход пошло все: ножи, приклады автоматов, саперные лопатки, кулаки и зубы, камни с брустверов окопов.