Святой: гарпун для Акулы
Шрифт:
— Рома Павлин убит… — утирая пот с лица, говорил Маркин. — Ваську задело…
— Сильно? — спросил Рогожин и стал рассматривать захваченные трофеи.
— Ногу пулей перебило. Кость торчит!
— Пойдем посмотрим! — Рогожин зашагал к краю поля, где вокруг раненого бойца хлопотали товарищи. — Придется Василию потерпеть. Двадцать минут до главного удара осталось.
Закусив зубами ворот куртки, чтобы не кричать, закрыв руками глаза, высокий, под два метра, десантник корчился на земле. Бисеринки пота серебристой сетью покрывали его лоб. Перебитая кость сахарным осколком выглядывала из рваной штанины, успевшей выше колена пропитаться кровью.
— Держись, Васек! — Рогожин потрогал лоб раненого.
— Я ничего… — простонал солдат искусанными в кровь губами.
— Жгут потуже затяните! — приказал Рогожин, не отводя глаз от страдающего парня.
Афганцы сбились в кучу и обреченно ждали. Многие шептали молитвы.
— К Аллаху торопятся! — повел стволом в сторону пленных Маркин.
— Отставить, — устало одернул его Рогожин.
— Что, до полка басмачей потянем? — недовольно поинтересовался Маркин.
— Угадал! — Сержант расстегнул верхние пуговицы «афганки», подставляя грудь под едва ощущаемый ветерок.
— Наши их парандоевцам [1] передадут. А те сородичам «чайники» поотрезают. Как пить дать открутят им «банки», — уверенно заявил младший сержант. В его глазах плясали хищные огоньки.
— Предлагаешь облегчить мучения «духов»? — усмехнулся Рогожин.
— У нас трое убитых, двое ранены. Надо бы отплатить за ребят. Куда нам такое стадо гнать? Оставим парочку для штаба, а остальных отправим к ихнему Аллаху!
— Заткнись, Маркин! — Рогожин поставил автомат на предохранитель. Стрельбы больше не предвиделось. — Сходи потрогай мозоли у них на руках. От оружия таких не бывает. Они против нас целыми кишлаками воюют: от мала до велика…
1
В то время — афганские правительственные войска.
— Знаю, знаю… — разочарованно протянул младший сержант. — Всенародная партизанская война в тылу врага…
Проходил «Войну и мир» в девятом классе. — Он встал в позу чтеца-декламатора и с завыванием начал:
— Поднялась дубина народной войны и пошла гвоздить врагов по котелку…
— Грамотный! Выучили вас на свою голову, — проворчал Рогожин, с трудом сдерживая улыбку.
Маркин засвистал какой-то очередной шлягер и двинулся к машине. Это была потрепанная «Тойота» с бахромой над лобовым стеклом, побитыми подфарниками, погнутым бампером. Обычная афганская «бурбухайка», годная, чтобы возить овощи на городской базар и реактивные установки на огневые позиции.
Дверь джипа приоткрылась, и Рогожин успел увидеть залитое кровью лицо, а также вытянутую руку с пистолетом.
Два выстрела прозвучали почти одновременно.
Перед тем как упасть, Маркин успел обернуться, как будто хотел попрощаться с командиром. Его недоуменный взгляд переместился на грудь, где с левой стороны на накладном кармане «афганки» чернела точка.
— Мама, достали! — ровным, отчетливым голосом произнес младший сержант и упал.
Десантники хлестали по джипу длинными очередями.
Кто-то попал в бензобак. Клуб огня вырвался к небу рыже-черной шапкой.
— Прекратить огонь! — кричал Рогожин и сам продолжал исступленно палить из автомата, словно отдавал погибшему младшему сержанту последние воинские почести.
— Командир! «Духи» ломятся! — заорал ефрейтор Липин, выпучив глаза, и тыкал пальцем в ровную линию горизонта.
С юга приближалось облако пыли. Пять машин неслись по степи, точно волки, загоняющие добычу.
— Передал, гад! — воскликнул ефрейтор, прижимая к груди автомат, словно тот был палочкой-выручалочкой.
— Ох, блин, засекли!
— К установкам, быстро! — крикнул Рогожин.
— Как стрелять из этого металлолома? — пробормотал ефрейтор. — Ни буссоли, ни прицельных устройств. Каналом уходить надо… Сматываемся, сержант!
Рогожин уже взял себя в руки. Опасность действовала на него отрезвляюще.
— Не ори, Липин! Пальнем по «духам», да так, что их яйца до Пакистана лететь будут.
Уверенность командира передалась остальным десантникам. Белозубые улыбки засветились на запыленных, загоревших до черноты лицах.
— Так, парни. Берите пленных — и к установкам!
— «Духи» в своих стрелять не станут! — не унимался Липин.
— Сделать петли! Набросить им на глотки и перекрыть кислород! — отдавал лаконичные приказы Рогожин.
Десантники удивленно переглядывались, не понимая замысла командира.
— Вешать пленных, что ли? — робко переспросил ефрейтор.
— Дурак! — Рогожин выразительно постучал себя по лбу. — Они же мусульмане. Для них, воинов Аллаха, смерть без крови — что для тебя служба без дембеля. В рай не попадут. По своим «духи» пулять, конечно же, не станут, но отпугнуть — отпугнут! Давайте!
Пленные, трясясь от страха, глазели на приготовления десантников.
— Только не до смерти! Осторожно! — предупредил Рогожин.
Машины приближались. Раненный снайпером моджахед, воспользовавшись замешательством, успел предупредить своих о дерзком захвате установок, и сейчас «духи» торопились наказать зарвавшихся «шурави».
— Алла… — истошно вскричал тощий афганец, которого первым подвергли испытанию.
Он тяжело, с ефрейтором на спине, обхватил сапоги сержанта и затараторил, пуская слюни и сопли. Свою речь воин ислама сопровождал выразительной восточной жестикуляцией.
Рогожин склонился над ним.
— Шугани разок своих. Иначе… — Он чиркнул ладонью по горлу.
— Не улавливает! — констатировал Липин и крутанул удавку.
Афганец зашелся в кашле. Его тонкие губы стали на глазах синеть, на них выступили белые хлопья пены.
— Ослабь! — Рогожин хлопнул ефрейтора по плечу. — И поставь его на ноги!
Теперь покачивающийся душман был похож на марафонца после финиша. Он уткнул глаза в землю и часто дышал широко открытым ртом, в котором по-собачьи подергивался язык, точно просил отпустить его наружу.