Святой Грааль
Шрифт:
От пережитого у меня просто подкашивались ноги, и я мечтала только об одном — лечь в кровать. Но пришлось присутствовать на торжественном коронационном обеде. И тут я услышала много восхищенных отзывов о нашем новом короле, в которых особенно подчеркивались его храбрость и мужество. И, правда, разве можно назвать трусом человека, который сделал острым Меч Милосердия! И всем сразу стало понятно — поблажек от него не жди. А уж врагам его лучше самим наложить на себя руки. Немедленно!..
При первой же возможности я удалилась в свои покои. Наконец-то можно было отдохнуть… Сквозь наваливающуюся дремоту я успела подумать, что Господь, должно быть, на нашей стороне. Ибо, каких
Глава 8
О стратегических планах, великой армаде и мобилизационных расчетах, или "Последняя реликвия"
Пир после коронации прошел в форме легкого фуршета. По местным меркам. То есть из зала вытащили всего четыре десятка упившихся вусмерть, и только двое из них чуть не отдали богу душу. Так что к полудню следующего дня все были уже более или менее адекватными, менее или более опохмелёнными и в равной степени — исключительно задиристыми, пылающими боевым азартом.
Очнувшийся от алкогольного дурмана Лука Боманур, представлявший на коронации ни много, ни мало — Папу Римского, немедленно принялся строчить письма к Великому Магистру храмовников и всем своим коллегам — Великим Кастелянам, в различных областях обитаемой вселенной. В этих посланиях он с яростью, достойной пера этого… как его?.. Ну, он еще кукурузу везде сажал… Хрущев, блин! Однако, я здесь уже элементарщину забывать начинаю…
Так вот, с яростью, достойной Никиты Сергеевича на ХХ съезде, Боманур разоблачал культ личности Ричарда, расписывал ужасы политических репрессий, обрушившихся на невиновных и непричастных, выпячивая, естественно, беды, постигшие храмовников Англии. Если верить Великому Кастеляну, то Ричард был трусливым, кровожадным пидором-недоумком, исправно проваливавшим любое начинание, к которому имел хоть какое-то отношение, и уничтожавшим всё, до чего только мог дотянуться. Папенька пил по утрам кровь христианских младенцев, а по вечерам — юных девственниц, совратил матушку, и та, ужаснувшись открывшейся ей истиной образины моего папаши, укрыла ребенка от этого изверга… Короче, прослушав парочку особенно крутых пассажей, я уверился в одном: если Лука Боманур оставит Орден и удалится на покой, то он вполне может заняться писательским ремеслом. Во всяком случае, какой-нибудь там неудобочитаемый Солженицын повесится от зависти от этих "Писем об Англии", которые на добрых восемь столетий обогнали и по литературности, и по лживости незабвенный "Архипелаг ГУЛАГ"…
Но, так или иначе, а если храмовники всех стран не соединятся и останутся равнодушными к этим письмам, то у них совсем нет сердца. И, скорее всего, очень скоро коалиция имени моей бабушки получит в тылу полноценный мятеж…
Арблестер, очухавшись после приема внутрь моря вина, отправился в Дувр, и вывел уже в обычное море "флот, нашей гордости оплот". Правда, и его, и меня несколько смущала, а по чести сказать — пугала информация, полученная от матушки Беренгарии, евреев и храмовников, согласно которой мы вчетверо уступали противнику по числу вымпелов, а проигрыш по тоннажу был ещё серьезнее. Перед самым отъездом, он, вместе с десятком старших капитанов, затребовали личную аудиенцию, на которой все долго молчали, глядя в пол, а потом Арблестер выдал:
— Я, это… нет, принц, только не думай… то есть, мой король… просто… ну, я это… поговорили между собой… умереть — оно что ж… только…
Тут он окончательно стушевался и замолк. Я приобнял его за плечи:
— Послушай, дружище, ведь никто и не ждет, что ты сейчас ринешься на них как Бэтмэн и уделаешь всех. И лично я не хотел бы, чтобы вы мне тут разыграли в лицах картинку "Врагу не сдается наш гордый "Варяг"… Проследите, куда эта сволочь попрет, и дайте нам знать. Обязательно высмотрите, где будет основная высадка. Где рыцарей выгрузят? И тут же мухой — ко мне. А так… — я махнул рукой. — Ты ж не Человек-Паук, чтобы всех их паутиной связать и в Англию не пустить. И не драконы вы огнедышащие, чтобы весь вражеский флот огнем спалить…
Вот на этом месте моя речь была прервана диким воплем, который исторгли десяток мужских глоток. Первый Лорд Адмиралтейства обернулся и, ухватив ближайшего к нему капитана за грудки, заорал:
— А я вам, suki dranye, что говорил?!! Он — придумает! Он ветер высвистывать может!.. Ему сам Морской помогает!.. Или даже служит!.. Он не на смерть посылает — на победу!.. А вы, eblany!.. Вам только ныть!..
Остальные капитаны подтянулись, сомкнулись и заревели:
— Да живет и здравствует великий король Робер! Англия и Робер! Mochy kozlov! Spartak — champion!
После чего они дружно вынеслись из зала с такой скоростью, что я даже не успел спросить у них, чего это я такого опять придумал. Попытка послать за ними кого-нибудь из Литлей не увенчалась успехом: в зал ввалились синешалый тесть и Уильям Длинный Меч. Они тащили за шкирку слабо трепыхавшегося Годгифсона, который изредка мяукал в том смысле, что может идти сам. Но его никто не слушал. Оказавшись прямо передо мной — ближе подойти им не дали Литли — граф Солсбери и Великий Сенешаль пихнули Главного Королевского Алхимика с такой силой, что если бы не Маленький Джон, он непременно расшибся бы об основание трона.
Гран-сержант Взвода Охраняющих Жизнь Дорогого и Всеми Любимого Повелителя перехватил пикирующего Годгифсона, и оба застыли, олицетворяя собой картину "Эдгар, или прерванный полет". Я внимательно посмотрел на своих родственников:
— Ну, и?..
— Вредитель! — сообщил дядя Вилли. — Sabotajnik! Подкупленный континенталами…
— Эка тебя пропаганда-то зацепила, дядя. Говори толком: в чем дело?..
— А ты пока расскажи, где тебе встретился этот подлый Propaganda! — рявкнул Джон, встряхнув Годгифсона. И добавил уже мягче, — И что ж он к тебе привязался-то так? Сперва — в Дувре, теперь — здесь…
— Кто? — только и смог выдохнуть алхимик.
— Так в чем дело, дядюшка, тестюшка? Какого кипариса вы тут ко мне приперлись?
— Я priperlis просить аудиенции, племянник, потому, что этот вот muflon, — могучая длань Длинного меча уперлась в съёжившегося Годгифсона, — отказывается дать нам порох!
— Да! — завизжал вдруг Годгифсон. — Отказываюсь! И при его величестве повторю: не дам!
— Да я тебя!.. — граф Солсбери рванулся вперёд, но налетел на несокрушимую стену родичей Маленького Джона.
— А-А-АТСТАВИТЬ!!! Почему не дашь?
— А потому, — алхимик надулся как сыч, и пустил лысиной солнечного зайчика. — Я им ещё два месяца назад говорил: "Его величество не зря велел по десять бойцов из каждого полка выделить, чтобы подрывному делу обучались!", а они только смеются. А сейчас порох требуют… — Он тяжело вздохнул, — Я не даю, а они — драться. Ведь только порох зря изведут и сами подорвутся…
— Та-а-ак… Ну-с, скажи-ка, дядя, ведь недаром ты порох требовал? И как взрывать будешь?