Святой грааль
Шрифт:
Николай Яковлевич был среди историков фигурой знаковой, многие считали его живой легендой. Замятин поражал широтой взглядов и особым талантом предсказывать то, чему ещё не было доказательств.
Поговаривали, что всё дело было в сердечном приступе: однажды Замятин попал в больницу, и врачи даже констатировали смерть. Однако уже через тридцать минут доктор объявил, что сердце профессора – вопреки всем законам природы – снова заработало. И каково же было всеобщее удивление, когда через две недели Николай Яковлевич, лукаво улыбаясь, появился в Академии! И выглядел он, пожалуй, даже лучше, чем до больницы. Глаза его горели неудержимой жаждой деятельности.
– Нуте-с, – проворковал он, пройдя в свой кабинет, – приступим…
С тех пор прошло более пяти лет, но за это
– После клиники старик стал другим, – шушукались за спиной Николая Яковлевича. – У него в корне изменился подход к работе.
– Теперь он прежде всего напирает на интуицию. Только ведь это не научный подход. Нельзя на интуиции строить целые научные направления.
– Старик просто немного тронулся умом после последнего приступа.
– А что, если у него была клиническая смерть? Я слышал о нескольких случаях, когда у людей открываются необъяснимые способности…
– Только не надо вот этого мракобесия! Давайте не уклоняться от действительности! Хватит нам одного Замятина с его непредсказуемостью и необъяснимостью. Я его безмерно уважаю, но к моему прискорбию вынужден признать, что взгляды Николая Яковлевича теперь с трудом можно назвать научными. Предсказания, интуиция… Нет, надо опираться на реальные факты.
– Это, конечно, так, только ведь все его гипотезы подтвердились! У Замятина и впрямь развилась способность видеть сквозь время.
Такие разговоры можно было услышать в коридорах и кабинетах Академии наук в любое время суток.
Замятин манил к себе всех. Особенно подкупала его общительность и доброжелательность, совсем не свойственные ему до последнего приступа. Он словно сбросил с себя скорлупу, вернувшись из больницы, и избавился от какого-то внутреннего омута, всасывавшего раньше всё его внимание внутрь себя и не позволявшего ему видеть окружающий мир. Вместе с тем от внимания коллег не укрылся тот факт, что Замятин стал менее серьёзен. Почти обо всём он говорил шутя. Он будто разучился строго сводить брови и говорить без улыбки. Шутя он мог сказать порой, что видел какое-нибудь древнее событие собственными глазами, мог описать его подробнейшим образом, но при этом не настаивал ни на чём. А после этого где-нибудь вдруг обнаруживались письменные свидетельства, подтверждавшие слова профессора Замятина. Понемногу стали расползаться слухи, что Николай Яковлевич умеет заглядывать в глубь веков, к нему начали всё чаще приходить не как к профессору, а как к ясновидящему. Он только посмеивался над этим, но порой соглашался ответить на некоторые вопросы.
Леонид Гуревич всегда воспринимал Замятина как полубога, приписывая ему чуть ли не колдовские способности, поэтому он не слишком удивился, когда увидел, как между пальцами профессора и серебряной пластиной ритуального котла промелькнул голубой искрой электрический разряд. Ему ещё никогда не доводилось видеть ничего чудесного, но в душе он был убеждён, что Замятин рано или поздно распахнёт перед ним врата в мир неведомого.
И вот теперь профессор сказал:
– Это тот самый котёл, с которого началась легенда о Святом Граале.
– Николай Яковлевич, – неуверенно начал Леонид, – но ведь Грааль – традиция христианская. Это общеизвестно. Все признают, что Грааль – это чаша, из которой Иисус поил вином своих учеников во время Тайной вечери.
– Леонид Степанович, вы меня удивляете. Вы же давно не мальчик, чтобы мыслить категориями школьных учебников!
– Но…
– Я же сказал, что с этого кельтского котла началась легенда… Легенда, молодой человек! Я произнёс слово «легенда», а не «история». Вам ли не знать, как рождаются легенды! Легенды замешаны на мечтах, на желании выдать вымысел за правду; время обтёсывает этот вымысел и подгоняет к нему подправленные факты, которые после этого тоже превращаются в далёкие от подлинной истории штучки. При этом настоящая история никуда не девается, просто о ней забывают, её теряют, но все хотят её узнать.
Дверь кабинета отворилась, и в проём заглянула девушка.
– Леонид Степанович, можно к вам?
– Ира? – Гуревич, похоже, смутился, увидев девушку.
– Проходите, милая, смелее, – улыбнулся Замятин. – Вы, кажется, у меня курс слушаете? Лицо ваше мне знакомо.
– Да, Николай Яковлевич. – Девушка смутилась, она не ожидала встретить профессора. – Я попозже… Извините…
– Нет, нет, непременно заходите, – Замятин призывно замахал рукой. – У нас тут прелюбопытная вещица. Идите-ка сюда и не мешкайте.
Гуревич закивал вслед за профессором:
– Да, Ира, входи… – И тут же поправил себя, сделав голос более официальным: – Входите…
– Эх, молодёжь, зачем вы так стыдитесь быть открытыми? – засмеялся Замятин. – Ирина, взгляните на этот великолепный культовый котёл. Вы кельтской мифологией не занимаетесь?…
– Нет…
– Что ж, всё равно полюбопытствуйте… Итак, Леонид Степанович, вернёмся, как говорится, к нашим баранам. – Замятин задумался и опять повернулся к девушке. – Вы на первом курсе учитесь? Про Святой Грааль приходилось слышать? Я тут начал говорить, что перед нами на столе находится котёл, с которого началась легенда о Святом Граале, легенда о христианской святыне, породившая целое направление в средневековой культуре… Но известно ли вам, уважаемая, что до определённого времени никакого Грааля не существовало и никто о нём даже не упоминал? Поначалу сочинители занимались написанием невнятных рыцарских рассказов, где ни стержня не было, ни духовности. Лишь ближе к 1180 году в мире окончательно сформировался рыцарский эпос. Кретьен де Труа впервые написал о Граале и о Персевале – его искателе. До знаменитого кретьеновского «Conte del Graal» нигде вообще не говорилось ни о какой священной чаше. А чуть позже появилось очередное французское сказание – «Иосиф Аримафейский», и вот тут чаша приобрела более конкретный облик. Это был грандиозный замысел! Величайшая поэма о Граале: первая часть должна была поведать о происхождении чаши, во второй сведения о Граале сплетались с похождениями Артура и Мерлина, а в третьей предполагалось начинать поиски священной чаши… Впрочем, поэма та и не была завершена. А потом, как вам известно, на литературную сцену вышел Вольфрам фон Эшенбах, появился его многострадальный Парцифаль. И пошло-поехало: Лоэнгрин, Титурель… Кажется, только самый ленивый не отправлялся на поиски Грааля. Дошло до того, что даже в гитлеровской Германии велись официальные поиски Святого Грааля. Но в Германии это стало возможным лишь потому, что сам Гиммлер, руководитель СС, прилагал необычайные усилия к возрождению средневековых традиций. Сама организация СС была устроена на манер рыцарского ордена. Гиммлер и Гитлер очень любили всякие рыцарские шествия. Почти ни одного праздника у них не обходилось без парада тевтонских рыцарей: доспехи, шлемы, щиты с крестами, копья, флаги. А это означает, что культовой стороне нацисты придавали огромное значение. Факельные шествия и всё такое. И к поискам Святого Грааля Гиммлер относился очень ответственно.
– Но ведь поиски ни к чему не привели, Николай Яковлевич.
– Они ничего не дали, – весело согласился Замятин, – потому что Гиммлер искал не то, что следовало искать. С Граалем у них вышла промашка, однако прошу заметить, молодые люди, что прочие оккультные «опыты» Третьего Рейха дали немало результатов.
– Простите, Николай Яковлевич, – Гуревич понизил голос, – я недавно работал в архиве Спецуправления, и там в одной комнате со мной находился человек, который просматривал бумаги из Особого архива. – Леонид ещё понизил голос и оглянулся на дверь комнаты. – Когда тот человек вышел ненадолго, мне удалось заглянуть в его бумаги. Там шла речь о тайных обществах Третьего Рейха. Представляете? Всего несколько дней назад я держал в руках эти документы, а теперь вот вы завели разговор об оккультизме нацистской Германии. Как странно…