Святой грааль
Шрифт:
– Ступай, – сказал Мерддин.
Кикфа шмыгнула в коридор и громко затопала по лестнице.
– Гвиневера, – Мерддин положил руку на бледный лоб девушки, – забудь обо всём, что было на той горе, где вы прятались с Маэлем.
Старик приблизил своё лицо к лицу Гвиневеры, его взлохмаченная седая борода коснулась её губ. Жена Артура что-то произнесла одними губами, но слышно было лишь жалобное постанывание. Длинные узловатые пальцы друида нарисовали что-то невидимое на лбу девушки.
– Я попираю установленные правила, вторгаясь таким образом в твою жизнь, – гулко
Мерддин выпрямился и, постояв несколько минут неподвижно, вдруг взвихрил воздух длинными своими руками. Всё пространство комнаты пришло в движение. Пламя масляных светильников запрыгало, обезумев. Стены шевельнулись, задышали, как грудь разгорячённого бегуна, свет из крохотного окошка ринулся внутрь и тут же метнулся обратно, утягивая за собой воздух, коим было наполнено помещение.
– Я гоню прочь твою одержимость Маэлем! – прокричал Мерддин. – Повелеваю: наполнись настоящей любовью, спокойной и глубокой. Стань верной женой. Живи! Ты рождена для жизни!
И тут же всё успокоилось. Пламя светильников унялось, стало неподвижным.
Мерддин властно провёл рукой по лицу Гвиневеры, сбрасывая с него выступившие крупные капли пота.
– Вот и всё…
Когда Кикфа вернулась в комнату вместе с Герайнтом, Гвиневера спала глубоким и ровным сном.
– Где же Мерддин? – недоумённо спросил Герайнт.
– Он был здесь. Он точно был.
– Тебе пригрезилось, Кикфа.
– Нет, я видела. Он стоял вот тут. И дверь распахнул взглядом, – испуганно прошептала служанка.
Герайнт перекрестился.
– Ладно… Пусть так… – неопределённо проговорил он и опустился на стул. – Я кликну тебя, если что понадобится. А ты ступай.
Он раскрыл тяжёлую книгу и подвинул к себе светильник.
Целый месяц Артур с беспокойством следил за тем, как его жена, побелевшая и обессилевшая, балансировала между жизнью и смертью. Безумие покинуло её, но на смену ему пришло равнодушие. Гвиневера не обращала внимания ни на кого, будто мир вокруг неё исчез. Она не участвовала в разговорах и даже не откликалась на собственное имя. Артур много раз заставал её перед окном, выходившим на ту сторону, где лежали холмы – те самые холмы, куда её увёз Маэль, чтобы скрыться от Волчьей Стаи. Там, перед лесом, темнели три древних каменные изваяния, прислонённые друг к другу спиной и своими формами напоминавшие женщин. Народ поговаривал, что это – триединое изображение Матери-Богини, но никто не знал наверняка. Там же теперь находилась и могила Маэля, возле которой в день похорон была сожжена телега с дарами всем жителям Сида и всем божествам, о которых знали и не знали бритты. Гвиневера смотрела на холмы, и по её лицу невозможно было понять, тревожил её этот пейзаж или вселял в её сердце умиротворение. Гвиневера отсутствовала.
– Она здесь или не здесь? – спросил однажды Артур, войдя в комнату Мерддина.
– Ты спрашиваешь о Гвиневере?
– Да. Что с ней? Есть ли у меня надежда увидеть её прежней?
– Прежней? Нет, – покачал головой друид, – никто из нас не бывает прежним. Все мы меняемся раз и навсегда.
– Она останется такой, как сейчас?
– Наберись терпения, Артур. Господь вернёт её тебе.
– Что с ней? Как долго это протянется? Она похожа на призрак.
– Её дух потрясён.
– Она почти ничего не ест. Не понимаю, как она живёт.
– Если ты доверишься Господу, он не допустит её гибели. Верь и молись.
– Как? – Артур всплеснул руками.
– Как умеешь… Христос услышит тебя.
– Христос? Ты всё время подталкиваешь меня, Учитель.
– Не я подталкиваю, но жизнь. Ты убедился, что прежние силы не помогают тебе. Зачем ты упрямишься? Попробуй. Ты ощутишь, как новая сила наполнит тебя.
– Новая сила?
– Тебе предстоит поднять всю страну, а не только твою жену, Артур.
Человек-Медведь тяжело опустился на стул и обхватил косматую голову руками.
– Я растерян… – прошептал он. – Я в полном смятении…
– Прислушайся к себе…
– Я слышу только отчаянье. Моя любимая женщина потеряла рассудок.
– Господь поможет тебе вернуть ей не только рассудок, но и любовь. Тебе надо лишь обратиться к нему. Повернись к нему лицом, повернись к нему сердцем, протяни к нему руки.
Старик шагнул к Артуру и набросил ему на шею шнурок с деревянным крестиком.
Человек-Медведь кивнул.
– Ради Гвиневеры я соглашусь на всё.
– Ради любви, – поправил его Мерддин, улыбнувшись, – ради любви, сын мой.
Артур встал и расправил плечи.
– Прими крещение, – сказал друид.
– Поможет ли оно?
– Это требование времени, – ответил Мерддин. – Древние святыни уходят от тебя. Ты потерял то, чего не терял ещё никто из вледигов.
– Ты намекаешь на священный котёл?
– Тебе не удаётся отыскать его. Но народ не должен усомниться в твоей силе.
– Что ты хочешь сказать?
– Пора тебе повернуться лицом к будущему.
Артур угрюмо посмотрел на старика.
– Ты должен смириться с неизбежным. Прими Христа, – проговорил Мерддин. – Прими Христа, и бриттам не потребуются никакие котлы, никакие чаши.
– Ты лукавишь, Учитель.
– В чём ты усматриваешь лукавство? Не впервые слышу от тебя этот упрёк. – Мерддин нахмурился.
– Священные чаши нужны всегда. Я видел одну церемонию в монастыре Святого Креста. Монахи пили из священной чаши. А ты говоришь, что чаши не нужны. Нет, Мерддин, реликвии всегда нужны. И плох тот народ, который не способен отстоять их.
– Возможно, в этом ты прав.
– Зачем же ты останавливаешь меня? Зачем удерживаешь от поисков?
– Ты должен принести покой на эту землю. Поиски украденной чаши принесут только раздоры. Люди уже начинают проявлять недоверие друг к другу, подозревать, что кто-то помогает Мордреду… Я принесу новую чашу. Она будет не менее священна, чем прежняя.