Святой грааль
Шрифт:
– И всё-таки он отправился искать несуществующий Грааль, – заметил Хель.
Они сидели перед костром, и барон жарил над огнём утку, насадив её на кинжал (провизии в обозе пока хватало, поэтому встречавшиеся на пути деревни могли не бояться графских слуг).
– Граф не хочет участвовать в крестовой экспедиции, – пояснил барон. – До Святой Земли далеко, и тяготы долгих переходов страшат его светлость больше военных действий. Граф предпочитает взирать на сражения со стороны. Но и находиться в стороне от святого дела сейчас нельзя. Поиски Грааля – хороший повод ограничиться экспедицией до южной границы нашей страны. Граф объявил, что поиски таинственной чаши – тот же крестовый поход…
Из-за
– Поют, – ухмыльнулся де Белен. – Из деревни, что ли, доносится?
– Должно быть, трубадур, – предположил Ван Хель.
– Вам не кажется, что здесь песни звучат чаще, чем у нас? И ночью они кажутся какими-то особенно красивыми.
– Южная луна и южное солнце рождают любовь и песни, – проговорил Ван Хель.
– Однажды мне довелось побывать на севере Дании. Тамошняя луна совершенно не похожа на луну здешнюю, – ответил де Белен, отрывая утиную ногу от жирной тушки.
– Вы обращаете внимание на такие вещи? – удивился Ван Хель, никогда не замечавший за бароном склонности к романтичности.
– Мне нравится всё красивое. А ведь луна красива, не так ли? Красивее солнца.
– Всё красивое… – задумчиво повторил Хель. – А разве есть на свете что-то некрасивое?
– Уродства хватает.
– Уродство – очень субъективная оценка качества. Поверьте, одежда, которую будут носить лет через пятьсот, покажется вам сегодня кошмарной. А жители того времени будут смотреть на наши с вами наряды как на смешные, нелепые и безобразные.
– Почему вы так думаете? – Барон перестал жевать и осторожно поинтересовался: – Разве вы умеете заглядывать в будущее?
Ван Хель молча улыбнулся.
– Вы умеете? – тише, но уже настойчивее спросил де Белен. – Признайтесь мне, откройтесь. Вы не просто умелый воин, мессир. Кто-кто, а уж я-то разбираюсь в людях. Вы знаете больше, чем любой из нас, но умело скрываете ваши знания. Почему?
– За некоторые знания можно угодить на костёр, – почти беззаботно пояснил Хель.
– Вам это не грозит, – убеждённо парировал барон.
– Почему?
– Вы чуете опасность на расстоянии. Вряд ли в мире отыщется ум, способный устроить вам ловушку.
– Ловушку? – небрежно спросил Хель. – Разве кто-то готовит мне западню?
– Каждому из нас кто-то устраивает западню. – Де Белен внимательно посмотрел на частично обглоданную утиную ножку с болтавшимся лоскутом обжаренной кожи. – Жизнь устроена по очень нехитрому принципу – напади или нападут на тебя. В мире зверей это происходит открыто, никто не ищет оправданий своим поступкам. Оправдание одно – голод, борьба за выживание. Человек же придумал тысячи поводов для того, чтобы напасть на соседа, когда в том нет никакой надобности. Нам никто не угрожает, но вся страна снялась с насиженных мест и отправилась в поход, сочинив себе врагов. Сколько крови мы прольём, сколько языков вырвем, сколько деревень спалим дотла! Зачем? Разве наши поля плохо родят? Мы голодаем? Нет, у нас всё в порядке. И всё-таки мы едем убивать… Скажите, мессир Ван Хель, вам не кажется, что Господь что-то перепутал, устраивая этот мир? Не подумайте, что меня грызёт совесть за тысячи невинных жертв, коими усеян мой пройденный путь. Ничего подобного. У меня нет совести. Просто я хочу понять, меня одолевает любопытство.
– Вы наделены пытливым умом, барон.
– Что же вы ответите мне? Может, эту землю сотворил не Бог, а Сатана, поэтому мы вынуждены претерпевать адовы страдания здесь?
– Нет, сударь, Сатана тут ни при чём.
– Тогда почему праведники страдают не менее грешников? Знаете, какие слова произнёс епископ Тьерский во время осады Миравальской крепости, когда наши отряды пробили брешь в стене и стали проникать внутрь? Я спросил его: «Как же нам быть? Там спрятались от наших мечей не только еретики, но и правоверные католики!». Он только засмеялся в ответ: «Не занимайте свою голову глупостью. Убивайте всех. Господь отличит своих от чужих!» Разве это не слова Дьявола?
– Нет, мессир, это слова епископа Тьерского, – спокойно ответил Ван Хель. – Создавая нас, Господь наделил каждого в равной мере качествами зла и качествами добра. Мы вольны в наших делах пользоваться как добром, так и злом.
– Но как же избавиться от греха? Его тяжесть временами становится невыносимой. Никакая исповедь не помогает, хотя его святейшество легко идёт на отпущение грехов.
– Тяжесть не в грехе, сударь. – Ван Хель поднялся и потянулся, мягко хрустнув суставами рук. – Греха не существует по той причине, что всё здесь происходит по воле Творца – единственного, вездесущего, всеведущего, всемогущего. Осознание ненужности наших поступков – вот что тяготит. Осознание бессмысленности растраченных попусту сил – вот что тяготит. Это вы и принимаете за грех.
Барон поднялся и, обойдя костёр, встал с противоположной стороны огня напротив Ван Хеля.
– Продолжайте, – сказал он повелительным тоном, – я должен понять вас.
– Люди не понимают главного.
– А что есть главное?
– Игра.
– Какая игра? – свёл брови барон.
– Божественная… Но мы не знаем правил этой игры. Господь сотворил нас, чтобы играть. Все мы – лишь игрушки в его руках. Человек считает себя самостоятельным существом, но он лишь выполняет заложенную в него волю Творца. «Не сокрыты были от Тебя кости мои, когда я созидаем был в тайне, образуем был во глубине утробы. Зародыш мой видели очи Твои; в Твоей книге записаны все дни, для меня назначенные, когда ни одного из них ещё не было…» Помните? Сто тридцать восьмой псалом Давида.
– Помню, но этот псалом никогда не возникает в моей памяти. И как же он связан с грехом?
– Забывая о том, что мы лишь выполняем волю Господа, мы чрезмерно усердствуем, нагнетаем в себе страсти, тужимся совершить другое, лишнее. А лишнее всегда тяжело нести.
– Лишнее? Откуда же возьмётся лишнее, если всё по Его воле?
– Господь сказал вам: «Защити дом свой от врагов». И вы защитили ваш дом, отстояли семью, а затем погнались за врагом и стали уничтожать не только его, но и жечь его дома, убивать его братьев и сестёр, насиловать дочерей. Вы уже не защищаетесь, вы делаете чрезмерное. Это и есть другое, ненужное, греховное. И тяжесть этого вы несёте по жизни и преумножаете её изо дня в день.
– Но как узнать? Как остановиться вовремя?
– Скажите, сударь, как вы справляете нужду? – спросил Ван Хель, глядя в глаза барону.
– То есть?
– Вы мочитесь столько, сколько вам надо. Лишнего вы даже не сумеете из себя выдавить. Вот это и есть праведность – делать по потребности. И ничего сверх того.
– Любопытно, – не сгоняя с лица нахмуренности, произнёс барон. – Только боюсь, народ не согласится с этим.
– Вы беспокоитесь о народе или о себе? Народ, сударь, – это слишком много для каждого из нас. Мы созданы каждый для своей жизни. Служить или повелевать, познавать или оставаться в невежестве – каждый выбирает для себя… Хочу обратить ваше внимание, что я не навязываю вам моего мнения. Вы изволили спросить, и я дал исчерпывающий ответ на ваш вопрос. Мы разговаривали с глазу на глаз, я не поднимался на трибуну, не обличал ни государя, ни Папу, ни Церковь. Я открыл вам, какими принципами я руководствуюсь.