Святой грааль
Шрифт:
– Эта вера необходима мне, чтобы выполнять миссию, возложенную на меня Коллегией.
– Ты искренен? – Хель немного изменил вопрос.
– Я рассказываю людям о Спасителе, – чеканя каждый слог, сказал Мерддин. – А каким он был в жизни и что из написанного соответствует действительности, а что является вымыслом, людям вовсе не обязательно знать. Мифы опираются только на мифы.
– Но ты же обманываешь людей, Вепрь! – почти весело воскликнул Хель. – Проповедуя истинную веру, ты обманываешь!
– В основе сегодняшней неопровержимой истины всегда лежит вчерашняя ложь! – напористо проговорил Мерддин.
–
– Христос принесёт людям умиротворение.
– Умиротворение? В одном из ваших священных текстов Христос говорит: «Не думайте, что я пришёл принести мир на землю; не мир я пришёл принести, но меч». Нет, Лесной Вепрь, вы несёте страшную рознь людям, разделяете их бессовестно… Ты посвятил свою молодость изучению друидических наук, ты добился положения в сообществе друидов, овладел многими тайными искусствами. Скажи, зачем ты согласился вступить в Тайную Коллегию?
– Братство друидов стало терять свою власть над людьми из-за того, что в умах людей сейчас царит неразбериха. И мне было предложено присоединиться к Тайной Коллегии, я решил не упускать плывшую мне в руки рыбу.
– Ты прозорлив.
– Нет народа, который смог бы жить достойно, не имея духовных ценностей. Я решил, что сумею стать проводником свежих сил. Тайная Коллегия, пусть и преследует свои цели, служит также и моим… Говорят, раньше членов тайного братства магов можно было пересчитать на пальцах, теперь же их много, они разошлись по всему миру. Одни слабее, другие сильнее, но их много. И разве ты, Хель, не понимаешь, что значительная часть из них преследует в основном личные интересы?
– Понимаю. Я и сам такой.
– Мне нравится твоя честность, Хель. Думаю, что у нас не будет причин для вражды. Я честно выполняю возложенные на меня обязанности. Но одновременно я служу стране, в которой живу и которую люблю. Я посвятил этому служению всю жизнь. Скоро мне умирать. Я воспитал Артура и горжусь им, хотя он и отказывается принять крещение.
– Зачем ему крещение? Зачем ему то, что порождает злые споры и вносит раздор? – Хель недовольно тряхнул головой. – Я помню, как в Британию ехал епископ Оксерский, теперь вы называете его святым Германом. Сколько шуму было связано с его миссией! Сколько крови еретиков обещал он принести к алтарю! А причиной его похода против «заблудших овец» была лишь их убеждённость в том, что внутренних сил человека достаточно для «снискания вечной благодати». И ещё они отрицали «первородный грех». За это епископ сжигал их деревни. Как же так, Вепрь? Учение Христа существует уже почти пятьсот лет, а вы – его проповедники – никак не договоритесь даже между собой.
– Я никого не караю, – решительно возразил Мерддин.
– Пусть не ты лично. – Хель милостиво кивнул. – Но христиане всюду кричат о любви, на деле я вижу только жестокость по отношению к тем, кто осмеливается высказываться против Церкви. Нет, Мерддин, нищий проповедник Галилеянин учил любви и долготерпению, а к мечу призывал Иешуа-Потрошитель. Вы же всё смешали в одну кучу, да так, что теперь сами не можете разобраться. Кому нужна такая вера?… Ты сделал великую ошибку, друид, пойдя по христианской тропе. Может, для тебя эта тропа и хороша, но ты не вправе принуждать других идти по ней…
Они говорили долго. Воины Эктора Хоеля, вытянувшись на земле и жмурясь под тёплыми солнечными лучами, наблюдали за беседой со стороны, не слыша ни слова.
Наконец Эктор поднялся и сделал знак, чтобы отряд вернулся в седло.
Эктор понравился Артуру, он чем-то напоминал ему погибшего Маэля – та же неукротимая жажда боя, тот же неугасимый задор, та же уверенность в победе. Только Маэль был гораздо наивнее Эктора. Порой Эктор Хоель говорил вещи, смысл которых озадачивал слушателей, временами никто в братстве Круглого Стола не понимал его, и тогда Человек-Медведь просил: «Будь милосерден, Эктор. Мои воины не в состоянии поспеть за твоими мыслями. Они виртуозны с оружием, но не со словом». Сам Артур любил посидеть с новым другом у костра и поговорить о том о сём. Он не заметил, что с появлением Эктора Хоеля в братстве Круглого Стола ему на глаза ни разу не попался Мерддин. Старый чародей исчез.
Однажды, когда Человек-Медведь собирался на охоту, к нему подошёл отец Герайнт и, смиренно приложив руки к груди, спросил:
– Государь, не согласишься ли ты пойти со мной в покои твоей супруги?
– Что-нибудь случилось?
– Она послала за тобой.
Артур быстрыми шагами направился в дом.
Гвиневера сидела на кровати. Едва Артур появился на пороге, она протянула к нему руку.
– Муж мой…
– Гвиневера, любовь моя! Наконец-то я слышу твой голос! – Глаза Артура засияли.
– Мне привиделся Мерддин. – Её худая рука легла в огромные ладони Артура. – Он благословил нас. Он сказал, что ты готов принять крещение. Так ли это?
Артур смутился, насупился, но кивнул утвердительно.
– Я рада. Теперь я смогу называть себя твоей законной женой.
– Как ты себя чувствуешь, дорогая?
– Лучше… – Она обняла его и спросила шёпотом: – Когда же это случится?
Артур привлёк её себе и удивился невесомости её тела.
– Как только ты поднимешься, любовь моя.
– Силы возвращаются ко мне с каждой минутой. Скоро я буду на ногах.
– Ты вернёшь мне утраченное счастье. Без тебя жизнь стала бессмысленной, Гвиневера.
Она опять улыбнулась и краем глаза посмотрела на ожидавшего у дверей отца Герайнта. Он тоже улыбался.
– Ты отправляешься на охоту? – спросила она, сдержанно поцеловав Артура в щёку.
– Да! – громко воскликнул он. – Мы закатим шумный пир в честь твоего выздоровления.
– Но сначала возблагодарим Господа нашего Иисуса Христа.
Артур молча кивнул.
– И не забудь помолиться перед тем, как отправишься на охоту, – с мягким нажимом проговорила Гвиневера. – Я тоже буду молиться о тебе.
Артур поцеловал жену и выпрямился. Он растерянно поглядел на Герайнта, затем снова перевёл взгляд на жену. Её бледное лицо лучилось радостью.
«Неужели ей настолько важно, чтобы я носил на груди крест? Неужели она будет по-настоящему счастлива?… И я так долго сопротивлялся такой мелочи? Чего мне стоило креститься? Что это меняет для меня по существу? Зато у Гвиневеры будут сиять глаза… Боже, как хочется, чтобы навсегда исчез тот холод вражды, которым она обдавала меня раньше. А ведь она требовала, нет – просила о такой малости!»