Святой из тени
Шрифт:
– Пойдем, сынок, – сказал он. Эмлин съехал с койки, приземлившись как кот.
Забрав одеяла, шпион покружил по верхнему этажу, проверяя все окна. Когда вернулся, Джалех и Мичена не было, а кровать Мичена разобрана до матраса. В своей постели стонал и бормотал Габерас.
Шпион присел на койку, снова раздумывая о предстоящем выходе. Мысли перекочевали к Эмлину: что же стало с его предшественниками, святыми? Их убили? Схватили? Или они поддались чудовищному давлению с той стороны и исказились в нечто нечеловеческое, наподобие жены Габераса? Божественное касание не берет
– Что с нею будет? – простонал Габерас. Шпион поднял взгляд – мужчина навис над ним, во сне встав с кровати. – Предскажите мне!
Он спутал шпиона со жрецом Ткача Судеб. Прежде жрецы в Северасте предсказывали верующим их будущее, следуя вдоль прядей судьбы. Еще одна маска, которую шпион носил и поневоле отбросил. Однако давний обет не значит отмененный. Он не мог отказать горячей мольбе этого человека.
– Эй, – шепнул шпион, – помнишь храмы в Северасте, когда их еще не сожгли? Помнишь тенистые переходы у рынка? Там свечники торговали, прямо в тени башни Верховного Умура. Ну, помнишь?
– Я… помню.
– Вспомни потаенную дверцу, за лавкой подсвечников. Как же прохладно было там, в темноте. До чего же спокойно и тихо. Как окунуться в пруд после сутолоки на базаре.
Габерас ни разу в жизни не бывал там наяву и ничегошеньки не знал о секретной дверце, но шпион прекрасно все представлял, и шепот его зачаровывал сознание Габераса.
– Проходи туда в дверь. Там темно, и тебе ничего не видно, но вниз вьется лестница. Почувствуй под ногой ступеньку, – внушал шпион, – там тебя не найдут.
Тени в спаленке дома Джалех потемнели, отрастили лапки, закопошились. Габерас не свят, но он на духовном распутье – расшатан, расколот пережитым в Северасте. Его надо лишь подтолкнуть – и тогда он соединится с тем божеством или иным. Ткач Судеб, Паук, бог тайн и воров – и шпионов – обоюден для пантеонов Севераста и Ишмиры. Под тайным храмом были малые кельи, святые ложились в них и перешептывались с собратьями из разных уголков этого мира, приобщались святых тайн через вибрацию волшебных ниточек-паутинок. Пресловутое всеведение требует изрядной работы ногами – и у Ткача Судеб много ног.
Больше нет храма Паука в Северасте, но он еще действует в мыслях, и мысленно в него входит Габерас. Без малейшего представления почему в благостной темноте он сворачивется клубочком на каменном ложе своего сна и точно так же сворачивается на кровати у Джалех.
– Она будет жить, – шепчет шпион, и Габерас внемлет ему, – сквозь все бури отыщет путь назад, и по рукам ее будет струиться серебро, и его хватит на алхимическое лекарство. – Пророчество ложно и не подкреплено никакой силой, но Габераса оно утешает.
Мужчина соскальзывает в глубокий сон.
Через пару минут вернулся Эмлин, крепко сжимая сверток. Он настороженно посмотрел на Габераса, изумленный тишиной – ни рыданий, ни воплей. Шпион только пожал плечами.
Эмлин подсел к шпиону и раскрыл сверток. Внутри лежал уличный котенок – полуголодный, грязный, с облезлым мехом. Животное было живо, но оглушено и мелко дышало.
– Я поймал его, – шепнул Эмлин. – Надо нож взять.
– Зачем?
– Мне надо подготовиться. – Мальчишка возбужденно дрожал, сердце колотилось. – До того, как мы встретимся с другими. Им потребуется, чтобы я ходил по паутине. Я должен принести жертву.
Шпион взял котенка у парня.
– Так вот чему тебя учили в Ишмире? Думаешь, Ткачу Судеб угодна такая жестокость?
– Тогда как мне Ему угодить?
– Иди и найди шесть способов попасть в дом и покинуть его так, чтобы тебя не заметили.
Глава 8
Наутро после смерти отца Теревант взял экипаж и отправился в Старый Хайт.
Старый Хайт, величайший из северных городов, где седые башни поднимаются из тумана и исчезают в небесах. Старый Хайт, чьи веления меняют лик этого мира. Старый Хайт, где закон обуздал саму смерть.
Старый Хайт подавлял пустотой. На пути грохочущей кареты попалась едва ли горстка живых душ. Ну а мертвых в избытке – солдаты вышагивают по недавно укрепленным стенам, саперы окапывают орудия и ставят оборонительные противочары, чиновники и служаки из Бюро трудятся без устали над управлением расползшейся Империи – но живых здесь даже меньше, чем в последний его приезд. Лишь толика в каждом поколении достигает высших каст и становится неумирающими, но баланс между живыми и оживленными пошатнулся еще в прадедовы времена. «Через несколько поколений, – представил он, – во всем седом граде будет единственная живая душа – смертный носитель извечной Короны».
Место его прибытия предвещало именно такую судьбу. Обширные владения Эревешичей лежат на западе, но в центре Старого города каждый Великий Дом содержал свою крепость. Дома возделывают землю и кормят войска; Бюро исполняет и надзирает, а Корона повелевает. Возница натянул поводья возле башни Эревешичей.
Неусыпная стража молча отдала честь. Он двинулся по длинным тихим коридорам, мимо безмолвных изваяний. Ряды памятников повествовали лишь о завоеваниях древности; неизвестно, отчего прекратили ставить новые статуи и мемориальные доски – оттого, что армии перестали побеждать, или же памятники бессмысленны, если очевидцы сами расскажут вам о событиях, даже века спустя. В Хайте, пока не умрешь, – ты никто.
Много ли полководцев семьи собралось сегодня в башне? Вспоминались поездки из детства, когда мечом владел отец. Тогда папа Лис тискал ее в медвежьих объятиях, а она смеялась без умолку. Тогда живых офицеров было почти столько же, сколько мертвых – но времена меняются, и война собрала свою дань. Не будь брат Тереванта, Ольтик, послом в Гвердоне, то находился бы здесь, во главе длинного стола. Командовал мертвецами, управлял маневрами семейных войск. «Видал ли кто за долгую службу такого отличного генерала?» – спрашивали бы друг у друга лейтенанты голосами, подобными шелесту опавшей листвы.