Святой из тени
Шрифт:
Вместо этого она пробежалась в уме по чародейским взываниям, которым ее научала доктор Рамигос. С Эладориным талантом к колдовству попытка защиты заклинанием вряд ли окажется особо действенной, но в любом случае будет нежданной, а ум успокаивался от повторенья чародейских созвучий.
Эладора без приключений добралась до постройки, где располагалась квартира. Стены лестничной клетки облепили предвыборные плакаты. Она сравнила количество промлибов и барыжников. Их партию одолевали два к одному, а здешняя часть города, по идее, должна была поддерживать Келкина. Еще один дурной знак.
Подойдя к своей двери, Эладора отперла замок, затем второй, тяжелый – она его сама ставила. Потом замерла, глубоко вдохнула и прислонила
Она замешкалась перед входом. На секунду вообразила, будто за дверью поджидает дед – золотая маска искрит потусторонними огнями, червепальцы поблескивают запретной волшбой. Или там затаился Мирен, с ножом.
Глубокий вдох. Нет. Джермас Тай мертв навеки. Мирен скрылся. Она взяла это воспоминание и засунула туда, под замок, к прочим о Мирене, Онгенте и других ужасах Кризиса.
Однако на одном из слагаемых тех бед ненадолго все ж задержалась. Ее двоюродная сестра, Карильон Тай, тогда была в самом сердце Кризиса. Эладора одна из немногих знала правду о ней: о том, что сестру создал их дедушка – создал себе проводника, чтобы вызволить скованных Черных Железных Богов и подчинить себе их мощь. Неосознанную, невольную святую. Давешние оскорбления Спайка жалили больно. Своей новой профессией Эладора старалась принести максимальную пользу, добиться в политработниках большего, чем вышло у нее с университетской наукой. Тогда она не сумела связать сверхъестественное проклятье на сестре с древней историей города и Черными Железными Богами до той ужасной ночи, когда Карильон сбежала с улицы Желаний. Сколько же несчастий удалось бы предотвратить, будь Эладора сообразительнее и храбрее! А ныне каждая вдова в черных одеждах, каждый пропавший ребенок, каждая рана и шрам – жертвы ее провала, скрытое обвинение. Правду не вымарать; когда наше время окончательно войдет в историю, вина ее и ее семейства предстанет на виду у всех.
Отменить Кризис не в ее власти, но она наверняка может сделать так, чтобы новый, возрожденный из пепла Гвердон стал лучшим, более справедливым местом, нежели прежний город сальников, червей и скованных, цепных богов. Мысленно она вновь прокрутила сегодняшний поход по Новому городу. Воспроизвела каждую бесплодную беседу Абсалома Спайка с местными вожаками и заправилами. Необходима информация, нужен всеохватный взгляд свыше на Новый город. Надо знать помыслы и желания тамошнего люда, причем вперед их самих.
От троицы соборов на Священном холме прокатился колокольный бой. Восемь часов. Она стряхнула с себя задумчивость, выругалась и поспешила к платяному шкафу, привычно стягивая пропитанную улицей одежду. Своя внешность в зеркале принесла раздражение. Выбрала платье – чистое, умеренно льстивое для фигуры и, довеском, вполне современное – позлить мать. Наспех натянула его, присела навести макияж. Мать приглашала на ужин к девяти, поэтому следовало торопиться.
От скрипа половицы она подпрыгнула, пудра рассыпалась по столику. Она ее тщательно стерла, пристально вслушиваясь. Половица ведь скрипнула этажом выше? Не в соседней же комнате? Дверь заперта. Никто не войдет. «А вот Мирен смог бы», – подумала она и стерла заодно и эту мысль.
Прошла неделя, как пришло первое приглашение, через день после приема в хайитянском посольстве. Тот вызов Эладора парировала запиской, где говорилось, что она, к сожалению, занята предвыборными делами и предлагает пообедать днем позже. Мать контратаковала новым письмом, указав на то, что следующий день, праздник Святого Шторма, для Хранителей свят, и, разумеется, никому из набожных и в голову не придет назначать на такой день встречу за ужином. Так они фехтовали почтальоном взад-вперед, и Эладора уже понадеялась, что все закончится как три предыдущих раза, когда Сильва Даттин наведывалась в город. Противоборство обязательств и обмен уколами взаимных условий будут длиться, пока не настанет пора Сильве ехать домой, и обеим не придется тратить друг на друга время. Не придется убеждаться в том, что по вопросам церкви, государства и всего прочего мать с дочерью стоят на диаметрально противоположных позициях. Увы, нет – последний выпад Эладоры достиг цели: приглашение в дорогущий ресторан принято, и она сама не знала – победа ли это или чудовищная ошибка. Снарядившись к бою, Эладора понеслась вниз по лестнице – предварительно проверив охранные чары на входной двери, – а затем поспешилаеще ниже, в городскую подземку.
В ожидании поезда она всматривалась в непроглядный зев туннеля, и в голову лезло, как червепальцы дедушки набрасывали черный амулет ей на грудь.
Не впервые она задумалась – что же было известно Сильве Даттин о богохульных, вероотступнических трудах своего отца?
Выбранный матерью ресторан располагался в Серране – одном из богатейших районов Гвердона, хотя звезда его потускнела за недавние десятилетия. Его сердцем был королевский увеселительный дворец, хоть тот и стоял заброшенным три сотни лет, после бегства королевской семьи от Черного Железного культа. Того самого культа, который возродил Эладорин дедуля.
Прибыв, Эладора смутила портье, непредумышленно спросив столик, зарезервированный для Таев, вместо записанного на имя Даттин. В настоящем Таев помнили в основном по их мистической гибели – загадочному убийству в одну ночь пятнадцатилетней давности, поэтому растерянность официанта объяснима. Эладора поправила имя и с пунцовыми щеками вошла за прислужником в лабиринт обитых деревом коридоров. На стенах красовались картины и реликвии старого дворца Колючек.
– Госпожа Даттин в розовой комнате, – объявил слуга. – Вино уже подали, но если предпочитаете определенный сорт – прошу, назовите, и вам его предоставят. – Он открыл дверь, и донесшийся оттуда звук Эладора смогла определить не иначе как «гогот».
Там сидела мать, а с ней, к удивлению Эладоры, – Мхари Воллер. У обеих дам в руках почти пустые бокалы; Сильва утирала слезы веселья.
– Эладора! Заходи, моя радость! – позвала Воллер и вытрясла со дна бутылки несколько капель в третий бокал. Пустой бутылкой она махнула официанту, который принял ее и исчез как призрак.
Усаживаясь, Эладора опасливо глядела на мать. С последней встречи та постарела на пять лет. Волосы потускнели, глаза чересчур яркие, горячечные. В ее голосе теперь сильная хрипотца. Мхари Воллер, должно быть, лет на тридцать старше Сильвы Даттин, но выглядит более молодо.
– Я н-н-не знала, что к нам присоединится леди Воллер, – проговорила Эладора. Собственно, на столе стоял четвертый прибор, подразумевая еще одного неизвестного гостя.
– Прости меня, – сказала Воллер. – Я несколько дней пыталась пересечься с милой Сильви, и это, быть может, последний мой шанс. В общем-то, мы все занятые люди, особенно со всей этой суматохой. – Ее вилка описала в воздухе круг, который вместил в себя парламент, город в целом, выборы и общую напряженность в мире.
– И нам, наверное, будет неплохо иметь при себе арбитра. А то и свидетеля. – Сильва наколола дольку грейпфрута и поднесла ко рту, роняя капли.