Святой конунг
Шрифт:
Для Сигрид это была удивительная зима.
Она убедилась в правоте слов Эльвира: рвение новообращенного подобно новой дружбе, и первое время оно горячее огня, но испытание приходит позже. Она чувствовала, как на нее давит повседневность, как ее рвение служить Богу постепенно превращается в привычку и становится похожим на старый плащ, изношенный и вытертый, уже больше не греющий. Но в ее отношениях с Кальвом все было наоборот: они становились все лучше и лучше.
Они говорили теперь обо всем; и Сигрид стало ясно, что им удалось бы избежать многих неприятностей, если бы Кальв не узнал правду о Сигвате; тем не менее, она была рада тому, что он все знает, и что они могут говорить обо всем откровенно. Она считала, что и Кальв тоже начинает думать так. Во всяком случае, его дружелюбие к Сунниве стало более явным.
В эту зиму Сигрид узнала Кальва с новой для нее стороны, и теперь ей стало понятно, как он завоевывает расположение и доверие людей. Его чувство справедливости, окрепшее за годы его предводительства, смешивалось с нерушимой верностью тем, кто служил ему или был близок. И Сигрид догадывалась, что именно это чувство верности повергло его в тоску после гибели короля Олава; он не мог простить самому себе измены.
Среди своих людей он бывал весел, нередко отпускал грубые шутки, но никогда не был злым. Он был их другом и одновременно хёвдингом, чего нельзя было сказать про Эльвира; между Эльвиром и его работниками пролегала непреодолимая пропасть.
И если Эльвир обладал способностью понимать все мгновенно и принимать решение, едва выслушав дело, то Кальву на это требовалось несколько дней. Бывало, Сигрид неимоверно раздражала эта его основательность; она считала, что всему есть предел.
Но его отношение к Сигрид изменилось за этот год. Было ясно, что он не считает больше себя обязанным оказывать ей внимание как женщине. И Сигрид была этому только рада.
Казалось, они оба прошли через очистительный огонь; каждый из них наблюдал, как другой расплачивается за малейшую попытку лицемерия. И со временем для них обоих стало просто невозможно всякое притворство.
Весна выдалась в этом году дружной, и настроение у людей поднялось. Но боязнь неурожая все еще была; для многих это означало голодную осень и следующую зиму.
И когда в начале лета пошли дожди, церкви были полны народу. Днями напролет люди произносили длинные молитвы и давали Богу всевозможные обещания, давали клятвы святому Олаву — чтобы только погода наладилась.
Но ничего не помогало. Кормовые травы прибивало к земле, и они гнили на корню. А когда настала пора жатвы, погода стала еще хуже. Многие уже поговаривали, что если не сбросить с себя иго датчан, народ и вся живность вымрет от голода.
В это лето Кальв часто бывал в Каупанге; он строил себе в городе дом. Это король Свейн дал ему землю и приказал начать строительство; рассказывая об этом, Кальв сухо заметил, что король хочет держать его при себе, чтобы не спускать с него глаз.
— Но я буду находиться там только тогда, когда сочту нужным, — добавил он.
Рассказывая о своих посещениях города, он сообщил, что с королевой Альфивой почти невозможно разговаривать, и что король Свейн настроен очень мрачно. Даже королевский скальд Торарин Славослов сказал в одной из своих драп, что король Свейн должен просить святого Олава, чтобы тот освободил от него свою землю. И король провел целую ночь в молитвах у гроба Олава.
В конце лета дом и надворные постройки в Каупанге были готовы, и Кальв захотел, чтобы Сигрид поехала туда с ним посмотреть на новую усадьбу. Но она медлила с отъездом; Хелена была беременна и вскоре должна была родить, и у Сигрид было мрачное предчувствие. Тем не менее, она решила съездить на юг.
Новая усадьба ей понравилась; и она согласилась жить там с Кальвом, потому что он решил проложить дорогу через Эрландет, после того как они поселятся в Каупанге. Летом от братьев пришло известие о том, что теперь они полностью помирились, и Финн звал Кальва и Сигрид к себе в гости в Аустрот.
Они решили взять с собой Тронда, а Сунниву оставить в Эгга. Хотя отношения между Кальвом и дочерью стали лучше, Сигрид не хотела перегибать палку.
Во время их поездки было сыро и холодно. На всем протяжении плаванья одна дождевая туча сменялась другой, и единственным утешением было то, что двигались они быстро. Они отплыли из Фроста ночью, а в полдень следующего дня были уже в Каупанге.
Усадьба Кальва была красивой, она находилась недалеко от моря, а дома были просторными, сложенными из крепких бревен. Там были зал, кухня, помещение для хозяев, кладовые, хлев. Работники достраивали сарай. Повсюду пахло свежей древесиной.
Кальв торжественно зажег в доме все лампы, прося при этом Бога благословить усадьбу. Он не забыл также поставить пиво и ячменное зерно для домового, прежде чем сесть на свое почетное сиденье.
Зал был такой же величины, как новый зал в Эгга; вдоль длинной стены стояли спальные скамьи, а возле одной из коротких стен находились спальные клетушки.
На почетном сидении могло разместиться сразу три человека, резные столбы были украшены головами драконов, угрожающе разевающих пасть на случай появления незваных гостей. И на всех дверях и ставнях был вырезан крест.
О гостях здесь тоже не забывали: перед дверью стоял большой чан с пивом.
Сигрид прихватила с собой из Эгга котлы и прочую домашнюю утварь, а также ковры и гобелены, еду и питье. Они взяли с собой из Эгга слуг и служанок, которым теперь предстояло жить в Каупанге. И все последующие дни работа по обустройству усадьбы шла полным ходом. Сигрид доставляло это радость, потому что не прошло и трех дней со времени их прибытия в Каупанг, как от королевы Альфивы и короля Свейна пришло известие о том, что они намерены посетить усадьбу.
Сигрид сделала все, чтобы как можно лучше принять гостей, но этот вечер оказался для нее трудным.
Королева во всем проявляла подозрительность, требуя, чтобы Кальв первым пробовал все блюда. И если что-то можно было очернить, она это делала. Сигрид удивлялась терпению Кальва; он отвечал королеве дружелюбно и спокойно, при этом ни на йоту не отступая в том, в чем считал себя правым.
Король Свейн был таким же молчаливым, как и в последний раз, когда Сигрид видела его. Он сидел на почетном сидении рядом с Кальвом; по другую сторону от Кальва сидела королева, и Свейну было стыдно за ее поведение. Но было ясно, что он не смеет перечить ей.