Святой

Райз Тиффани

– Скоро мы снова поговорим. Как только я протрезвею и восстановлю самоконтроль, чтобы находиться с тобой в одной комнате и не думать о том, о чем думаю.

– Там присутствует сцена, как мы ломаем стол для подарков?

– У него нет ни единого шанса.

Элеонор театрально вздохнула и встала на стул.

– Элеонор, что ты делаешь?

– Хочу посмотреть на вас сверху. Получается.
– Она провела ладонями по его широким плечам и обняла его. Она оперлась подбородком о его плечо и закрыла глаза.

– Вы мне должны это, - сказала она.
– Вы бросили

меня. И теперь должны мне.

– В свое время я все наверстаю, - пообещал он. Его руки крепче сжали ее, достаточно сильно, чтобы она поняла, что он серьезно.

Она начала отпускать его, но он не пустил. Улыбнувшись, она сжала его сильнее, наслаждаясь ощущением его больших, сильных рук на спине, и тем, как он близко прижимал ее к себе, что сам Бог не смог бы проскользнуть между ними. Ее тело опаляло жаром от теплоты его тела. Тысячи темных и прекрасный картинок вспыхивали в ее голове - как он прижимает ее к стене, набрасывается на ее рот, одежда слетает сама по себе, и он накрывает ее тело, проникает в нее, клеймит собой ночь напролет.

– Почему вы священник?
– Она запуталась пальцами в его волосах на затылке. Такие мягкие волосы и светлые, как золотая нить.

– Мне нравится быть священником. Это то, кто я есть. Это то, кто я есть, потому что Бог хочет, чтобы я был священником.

– Вы уверены?

– Думаешь, ты была бы до сих пор девственницей, будь у меня хоть малейшие сомнения?

– А кто сказал, что я девственница?

Сорен отстранился достаточно, чтобы неодобрительно посмотреть на нее.

– Ох, хватит на меня пялиться, лучше обними меня, Блонди.

Смеясь, он снова крепко ее обнял.

– Вы обещали мне все, - прошептала она.

– И я сдержу свое обещание. Но не сейчас.

– Не переживайте об этом. Я же говорила, что могу подождать, и подожду. Знаю, это многое значит.

– То, что ты хочешь от меня, чего мы хотим друг от друга... это запретное, Малышка. Если меня поймают, если нас поймают...

Предупреждающие нотки в его голосе вызвали мурашки в ее теле.

– Насколько все будет плохо?
– спросила она.

– В лучшем случае? Перевод, терапия, публичные насмешки, частные насмешки. В худшем случае? Отречение от сана. Большинство людей будут считать меня извращенцем, если обнаружат нашу связь.

– Это нелепо. Это я пытаюсь затащить вас в постель. И мне семнадцать. Я могу быть донором крови, или получить пожизненный приговор, если убью кого-нибудь, но мне нельзя заниматься сексом в семнадцать? Иисусе, это мое тело, - сказала она.
– Мое, а не их. И это ваше тело. Почему они имеют право говорить нам, что мы можем делать с нашими телами?

– Элеонор, ты пытаешься применять логику на католиках?

Она попыталась усмехнуться, но звук получился не совсем тот.

– Думаю, кто-то умный однажды сказал, что эта стратегия бессмысленна.
– Улыбнулась она.

– Весь мир - зал суда. И все любят играть в судью, присяжных и палача. Католический священник, уличенный в сексуальной связи с подростком из своего прихода? Будет распят. Я наблюдал за этим. Несколько раз. И единственные люди, которые не будут ненавидеть

меня, будут ненавидеть тебя.

– Я виновата?
– спросила она, боясь ответа. Она преследовала его, не так ли?

– Нет. Это судьба. Или рок, возможно. Иногда трудно найти различия.

– Может, это одно и то же.

– Может.
– Он посмотрел ей в глаза, и в них она увидела свою погибель и судьбу. Один поцелуй. Безусловно, один поцелуй не убьет их. Она наклонилась вперед. Она знала, что Сорен позволит себя поцеловать. Она знала, что он ответит ей.

Но затем она что-то услышала. Свист. Где-то в здании кто-то свистнул. Она уже слышала эту мелодию, но не могла вспомнить ее название и место. Быстро она разомкнула объятия и сделала два шага назад от Сорена.

– Я меняю свой ответ, - сказал Сорен.
– Это его вина.

– Кто это?
– прошептала она в панике. Сорен сделал то, о чем она и мечтать не могла, то, что она думала, никогда не увидит. Он закатил глаза.

– La Marseillaise - государственный гимн Франции.

– Кто в здании?

Сорен тяжело вздохнул и потер лоб.

– Полагаю, сегодняшняя ночь подойдет как никогда, - ответил Сорен.

– Для чего?

– Чтобы познакомиться с моим шурином.

Глава 18

Элеонор

Свист приближался. Сорен взял ее за руку.

– Элеонор, позволь заранее извиниться.

– Извиниться? За что?

– За него.

– За кого? За меня?
– спросил мужчина, который вошел в ближайшую дверь и направился к ним.
– Надеюсь, я что-то прервал.

Глаза Элеонор расширились при виде мужчины.

– Люблю эту реакцию.
– Он указал на лицо Элеонор.
– Это «вы не сказали, как он красив» взгляд, oui?

– Не вас ли я чуть не ударила на лестнице?
– поинтересовалась она.

– Ты вломилась в мой дом. Что скажешь в свое оправдание?

– У вас волосы, как у Эдди Веддера, - заметила Элеонор, и это единственное, что она могла сказать в свое оправдание. Она все еще пыталась оправиться от шока при виде этого мужчины. Он носил самый потрясающий костюм, который она когда-либо видела. Черные брюки, сапоги для верховой езды, удлиненный черный жакет, черно-серебристый вышитый жилет. У него были темные, длиной до плеч, волосы, и лицо модели. И что еще хуже, он был французом. Значит, это шурин? Лучший друг? Кингсли?

Он взял ее за руку, будто хотел поцеловать тыльную сторону ладони, но в последний момент поднес кончики ее пальцев к носу и понюхал их. Она отдернула руку.

– Значит, это elle?

– Это она. Элеонор, это Кингсли. Кингсли, Элеонор. А теперь, Кингсли, вернись, пожалуйста, в мой дом, пока ты не начал нравиться Элеонор.

– Хочешь сказать, нравиться больше, чем ты. Слишком поздно. Не так ли?

– Вы серьезно француз, - ответила она.

– Хотела бы узнать, насколько я француз?
– Он встал между ней и Сореном и смотрел на нее самым соблазняющим взглядом, который она когда-либо видела на лице полностью одетого мужчины.