Святой
Шрифт:
Вчера она тренировала на репетиции походку. Правая нога вперед, приставить левую, остановиться. Левая нога вперед, приставить правую, остановиться. Она повторяла эти инструкции про себя снова и снова. Слова вынуждали ее шагать медленно, хотя она хотела побежать по проходу и упасть в объятия Сорена.
У алтаря она мельком посмотрела Сорену в глаза и заняла свое место слева перед прихожанами. Четыре остальные подружки невесты присоединились к ней.
Вся церковь встала, когда в дверном проему появилась Диана, в великолепном белом платье и фате. Элеонор смотрела поверх плеча Дианы на заднюю стену «Пресвятого Сердца». Она не хотела смотреть на нее, на невесту, и не хотела смотреть
Сегодня она ощущала себя посмешищем. Почти год назад Сорен выгнал ее из своей жизни, возвел стену вокруг себя и приказал оставаться за ней. «Иди и будь нормальным подростком», - сказал он. И она ушла от него. За несколько месяцев они не сказали друг другу ни слова. А теперь она стояла у алтаря, и он проводил брачную церемонию для кого-то другого.
Ей некого было винить кроме самой себя за эту боль, которую она испытывала, пока наблюдала, как Сорен проводит обряд венчания его секретарши. Диане потребовалось пятая подружка невесты, чтобы соответствовать количеству друзьям жениха. Сначала Элеонор ей отказала, понимая, насколько болезненно это будет, но Диана умоляла и уговаривала ее, так как та давала ей уроки вождения в прошлом году, и Элеонор чувствовала себя обязанной. Она не могла отдать ей деньги за бензин, поэтому надела чертово платье, натянула фальшивую улыбку и пошла по проходу церкви к мужчине, которого любила больше самой жизни, с каждым шагом осознавая, что никогда не сыграет свадьбу с ним.
Хождение по разбитому стеклу было бы менее болезненным, чем путь к алтарю.
Сорен начал церемонию с цитат из Библии о любви и преданности, которые заставляли всех в церкви вздыхать и плакать, но Элеонор игнорировала его. За последний год она стала в этом профи.
Во время свадебного приема Элеонор сидела с двумя самыми молодыми свидетелями жениха, пила шампанское и делала вид, что флиртует. Сорен задержался на час и разговаривал с людьми. Естественно он игнорировал ее. Игнорировал ее так же, как и она его. Она знала, он ее игнорирует, потому что девушка наблюдала, как мужчина игнорировал ее весь этот час.
– Мне нужен еще один бокал, - сказала Элеонор, и младший брат жениха, который, очевидно, влюбился в ее декольте, поспешил принести ей еще один бокал шампанского.
Сорен покинул прием, и Элеонор танцевала со свидетелем. Она хотела пойти домой и лечь спать, но пообещала остаться до самого конца.
К утру вечеринка, наконец, закончилась. Диана и Джеймс пробежали под градом из риса к ожидающему их лимузину. Десять минут спустя зал приемов опустел. Не прошло и года.
Элеонор вошла в кладовку, которую она заполняла весь прошлый год, и вырыла сумку с одеждой, которую спрятала здесь. Девушка выдернула цветы из волос и бросила их в мусор, затем выскользнула из юбки ее наряда подружки невесты, состоящих из двух вещей. Она натянула джинсы и втиснула ноги в теннисные туфли, вздыхая от радости избавиться от них. С лифом платья без рукавов оказалось сложнее. Она не могла расстегнуть молнию. Чертова Диана и ее «платье А-образного силуэта из двух частей, с ампирной талией - боже мой, Элли, оно так тебе идет» дерьма. Они все должны были быть в джинсах и футболках.
Она громко зарычала и грубо выругалась. И в наступившей после этого тишине услышала мужской смех.
– Элеонор, тебе нужна помощь?
Сорен? Какого черта? Она закатила глаза и повторила очередную провальную попытку расстегнуть
– Я застряла в платье. У вас есть ножницы или нож, или пистолет, что-нибудь?
– Тебе нужен пистолет, чтобы снять платье?
– Как только я его сниму, я избавлю его от страданий.
– Все так серьезно?
– Сорен вошел в кладовку. Она посмотрела на него через плечо. Он уже сносил ей крышу своим видом в джинсах и футболке. За все время, что он служил в «Пресвятом Сердце», она только два раза видела его без пасторского облачения. Если бы Папа увидел Сорена в джинсах, Его Высокопреосвященство, скорее всего, приказал бы всему духовенству перейти на эту униформу. Посещаемость церквей резко бы увеличилась.
– Я в ловушке.
Сорен изогнул бровь.
– Повернись.
– Вы собираетесь его разрезать? В скорую надо звонить?
– Подними волосы и стой смирно.
Она запустила пальцы в волосы и держала их, пока Сорен взял ткань платья и оттянул от ее кожи. Спустя несколько секунд дерганий, молния, наконец, поддалась.
Элеонор попыталась закончить все сама, но, казалось, он намеревался до конца расстегнуть молнию. Как она могла спорить с ним, особенно когда его пальцы касались обнаженной кожи на ее пояснице?
– Лучше?
– спросил он.
– Слава Богу. Думала, что умру в этом дурацком платье.
– Сорен повернулся к ней спиной, пока она снимала остатки платья, надела лифчик и натянула белую футболку.
– Платье не дурацкое. Ты прекрасно в нем выглядела.
– Прекрасно? Этот корсет на платье поднял мне сиськи под самую шею.
– Но сделал это прекрасно.
Элеонор запихнула платье в сумку и собрала волосы в хвост, не отрывая от него глаз. Она хотела быть счастливой из-за того, что он здесь и говорит с ней, но не могла преодолеть злость. Год равнодушия нельзя простить за один комплимент ее сиськам.
– Что вы здесь делаете? Разве вы не должны быть прикованы к постели с Иисусом?
Сорен наблюдал за тем, как она доставала мусорные пакеты из-под раковины.
– У меня есть компания. Я заметил, что горит свет. Что ты здесь делаешь?
– Убираюсь.
– Убираешься?
Элеонор отнесла пакеты в приемный зал и начала собирать в них пластиковые тарелки и бумажные стаканчики.
– Диана была добра ко мне, - начала Элеонор.
– Она правда милая. Давала мне уроки вождения, раз я не могу получить права до конца испытательного срока. Я не могла себе позволить настоящий свадебный подарок, поэтому сказала, что уберусь в зале, и ее семье не придется этим заниматься.
Она свернула в шар бумажную скатерть.
– Что?
– спросила она.
– Я ничего не говорил, - ответил он.
– Вы пялитесь на меня, Отец Стернс, - заметила она, выделив саркастическим тоном его титул.
– Да.
– Почему?
– Я пялюсь на тебя потому, что ты без всяких усилий стала очень добрым и щедрым человеком.
– Можете засунуть доброту и щедрость себе в задницу.
– И еще я пялюсь на тебя потому, что ты невероятно красивая.
Элеонор уронила пакет на пол.
– Сорен. Серьезно.
– Ее живот скрутило. Она хотела плакать и кричать, и целовать его, и убить его, и все одновременно.
– Когда ты не пытаешься быть красивой, ты выглядишь красивой. Когда ты стараешься быть красивой, ты выглядишь сногсшибательно.
– Я вас ненавижу.
– Нет, не правда.
– Может, и нет, но я пытаюсь.
– Я не виню тебя, Малышка.
– Он подошел ближе, и Элеонор подавила желание отступить.
– Итак, мы вернулись к этому сейчас?
– поинтересовалась она, присев на край стола и скрестив руки на животе.