Святой

Райз Тиффани

– Спасибо, сэр. А теперь, кажется, вы что-то говорили о подарках?
– Она захлопала ресницами.

– У меня есть второй подарок для тебя. Выбери число от одного до пяти.

– О, люблю эту игру. Пять, пять, пять, - ответила она.

– Ты уверена?
– Его серые глаза дьявольски блеснули.

– Сказала же, я всегда буду выбирать самое большое число. Я жадная.

– Очень хорошо. Значит пять.

Сорен потянулся в карман и достал пять белых конвертов, на каждом из которых спереди был номер от одного до пяти.

– Внутри конвертов на карточках пять дат.

– Дат чего?

–

Нашей первой совместной ночи.

Элеонор посмотрела на него, затем на конверты.

– То есть...

– Открой конверт.

Дрожащими пальцами она взяла конверт с номером пять. Она поборола желание его разорвать. Она сможет. Она может быть спокойной. Из конверта она достала листок.

– И победитель...
– сказала она и развернула листок.

– Великий четверг, - закончил Сорен. – Осталось меньше трех недель.

Элеонор уставилась на слова и заставила себя дышать. Она была влюблена в Сорена четыре года, и сейчас перед ней был выведен чернилами день.

– Жду с нетерпением.
– Она прижала листок к сердцу. Он обхватил ее лицо, и она улыбнулась ему. Просто быть с ним - вот в чем счастье.

– Я должен идти. Мне нужно вернуться в Уэйкфилд.

– Да, у меня тренировка по плаванию. Мне тоже нужно идти.

– Кстати об этом, Элеонор.

– Что?

Он ничего не сказал, но ему и не нужно было. По его выражению лица она все поняла.

– Хорошо. Я уйду из команды.

– Хотел бы я, чтобы был другой способ.

– Что есть, то есть. Сегодня же сообщу им.
– Если они с Сореном собираются стать любовниками, ей придется провести остаток жизни, изучая, как прятать синяки и рубцы. Невозможно скрыть синяки в купальнике. Она знала, что придется расплачиваться. И это невысокая цена.

– Jeg elsker dig, min lille en.

Сорен снова ее поцеловал.

– Скоро увидимся, - пообещал он.
– Ты должна открыть остальные конверты и узнать какие были варианты.

– Садист, - пробормотала она, улыбаясь ему в губы.

Сорен оставил ее одну на балконе с четырьмя оставшимися нераскрытыми конвертами. Ей не стоило их открывать. Она знала, что не стоило. Они были невыбранной дорогой, так зачем их рассматривать?

К черту, она хотела знать.

Она открыла конверт номер один и чуть не выругалась вслух, когда прочитала написанное.

Сегодня.

Если бы она выбрала один вместо пяти, то потеряла бы девственность в свой день рождения.

Черт бы побрал ее и ее жадность. Может, во втором конверте будет Пасха или какой-то день после Великого Четверга.

– Какого...

Во втором конверте тоже было «Сегодня».

Конверт номер три? «Сегодня».

И конверт номер четыре? Элеонор разорвала его.

– Треклятый священник.

Глава 31

Элеонор

Вечером Великого четверга Элеонор остановилась перед своим старым домом в Уэйкфилде, но внутрь не зашла. После поступления Элеонор в колледж, ее мать переехала в квартиру в Вестпорте, поближе к работе, и выставила дом в Уэйкфилде на продажу. Теперь он стоял пустой, заброшенный и одинокий. Мать выбрала Уэйкфилд из-за близости к хорошим католическим школам. Элеонор гадала, сожалела

ли мама о всех пережитых проблемах. Мама считала, что Элеонор превратилась в безбожную язычницу в своем либеральном гуманитарном колледже, в девушку того типа, которые трахаются с кем попало, пьют и никогда не ходят в церковь. Она не была святой, но ей удалось сохранить девственность к двадцати годам. И Богу известно, что она всем сердцем любит католическую церковь, по крайней мере, одну ее часть.

Хотя тогда она ее ненавидела, сейчас же была благодарна матери, что заставляла ее ходить в церковь. Иначе она бы не встретила Сорена, и через Сорена она бы не нашла свой путь к Господу.

Она думала, кто может купить этот дом. Кем бы он ни был, она надеялась, что Бог будет заботиться о нем так же хорошо, как он заботился о ней. Четыре года назад она сидела в полицейском участке, считая, что ее жизнь закончится в пятнадцать. А теперь все, что она видела, это бесконечное количество прекрасных возможностей.

Когда она была подростком, то тысячу раз ходила от дома в «Пресвятое сердце». Она могла бы поехать в церковь или попросить Кингсли подвезти ее. Но сегодня девушка хотела пройтись, как делала это прежде несчетное количество раз. Она могла бы дойти пешком из Нью-Йорка, если бы пришлось. Пошла бы босиком по разбитому стеклу.

В доме священника она остановилась у двери и разулась. Ей никто не приказывал, и она не знала, почему сделала это.

Босая, тихой поступью она проскользнула в дверь и, как только оказалась внутри, услышала музыку. Фортепиано. Она никогда прежде не слышала это произведение, но мелодия говорила с ней, шептала ей, манила ее. Она обнаружила Сорена за роялем, его пальцы скользили по клавишам, вальсируя в свете единственной зажженной свечи. Элеонор села рядом с ним на скамью, спиной к клавишам, и положила голову ему на плечо. Он доиграл до конца фрагмент, затем оторвал пальцы от клавиш и позволил нотам повиснуть в воздухе. Он закрыл крышку и посмотрел на девушку.

– Еще Бетховен?
– спросила она.

– «Лунная соната». Не могу пожаловаться Бетховену, что он не написал партию для рояля к своей «Девятой симфонии». Он подарил нам, пианистам, «Лунную сонату» в качестве утешительного приза.

– Она красивая.

– Как и ты.

Элеонор сделала глубокий вдох.

– Могу я задать вопрос?

– Конечно, Малышка.

– Вы так же нервничаете, как и я?

Он шумно выдохнул.

– Я не делал этого с восемнадцати лет.

– Значит, вы нервничаете?

– Нисколько.

– Я тоже, - на полном серьезе ответила она.

Сорен склонил голову, и ее губы дрожали напротив его. Она не солгала. Она ни на мгновение не ощутила нервозность. Только спокойствие и желание, словно этот момент ждал ее за дверью всю жизнь, и, наконец, она впустила его.

Элеонор завела руку за голову и вытащила карандаш, который использовала, чтобы заколоть волосы в небрежный пучок. Сорен улыбнулся, увидев карандаш в ее ладони.

– Ты так уверена, что сдашь этот экзамен сегодня?
– поинтересовался он. Она положила карандаш на рояль рядом со свечой, удивленная тем, что Сорен помнил их давний разговор о том, что она взяла бы только один карандаш на экзамен, который знала, что сдаст на отлично.