Святой
Шрифт:
Она посмотрела на Сорена, ожидая увидеть на его лице злость. Но вместо этого он ухмылялся, будто давно ждал этого. Конечно же, он ждал.
– Шесть дней? Бог создал вселенную за шесть дней. Может, эти отношения и были короткими, но это не значит, что ты не можешь оплакивать свою потерю.
– Я закончила её оплакивать, - ответила она, протянула руку и прикоснулась к его лицу. Она любила его кожу, легкий намек на щетину на подбородке казался таким мужественным и эротичным.
– Вы заставляли меня так долго ждать вас, чтобы это произошло? Я имею в виду, чтобы я встретила другого
Сорен шумно выдохнул, прежде чем ответить:
– Да.
– Почему?
– поинтересовалась она, хотя, как ей казалось, уже знала ответ.
– Потому что, Малышка, наши решения ничего не значат, пока нам не выпадет больше возможностей выбора.
– Я выбираю вас. На это ушло несколько дней, но я выбрала вас.
– Я уверен, ты бы выбрала меня. Но ты не знала, выбрала бы ты меня. Адам и Ева могли оставаться в раю вечность, если бы там не было искушавшего их яблока. И их послушание было бы бессмысленным, потому что послушание было бы единственным выбором.
– Вы знали, что я выберу вас.
– Да.
– Вы тот еще высокомерный ублюдок?
– Я знаю свои сильные стороны. Ты...
– Он обхватил ее подбородок.
– Ты одна из моих сильных сторон, моя величайшая сила.
– Я больше не разочарую вас.
– Ты никогда этого не делала. А теперь давай уйдем отсюда, пока никто не попросил у меня соборование.
– Да, стоит поспешить. В этом месте вы нарасхват.
– Машина ждет снаружи. Мы проведем выходные у Кингсли. Отец О'Нил планировал заменить меня на мессах до понедельника.
– Можем мы сделать кое-что перед отъездом к Кингсли? Я быстро.
– Все, что пожелаешь.
Элеонор рассказала ему свою просьбу, Сорен повернул голову и посмотрел в окно, будто обдумывал ее.
– Не уверен, уместно ли это, учитывая наши отношения, - наконец ответил он.
– Или вы, или никто.
Сорен молчал, затем вынес вердикт:
– Тогда хорошо.
Он достал маленькую кожаную коробочку из кармана и расстегнул ее. Он развернул фиолетовую столу12 и поцеловал ее перед тем, как накинуть себе на шею. Он откинулся на спинку стула и отвернулся, чтобы дать ей немного уединения.
Элеонор закрыла глаза, сделала глубокий вдох и начала говорить:
– Простите меня, Отец, ибо я согрешила.
– Она перекрестилась и начала исповедаться. Она призналась во всем, что хранила в сердце всю свою жизнь. Ее не заботили ее простительные грехи, похоть, ложь, жалость к себе. Она рассказала Сорену о телефонном звонке, на который она не ответила, из-за которого ее отцу пришлось самому предстать перед последствиями собственных решений. Она рассказала, как причинила боль Вайету, и больше того, как любила Вайета. Она призналась, как от отчаяния использовала парня прошлой ночью. Она призналась во всем.
Она выложила свои грехи на руки Сорена, и затем, словно по волшебству, он заставил их исчезнуть. Но это не было магией, и она понимала, что ее грехи не исчезли, они были прощены, и за это она была благодарна. Она не хотела, чтобы ее грехи исчезли. Она слишком сильно будет по ним скучать.
И после исповеди и отпущения душа Элеонор снова ощущалась чистой. Все, что ей было нужно сейчас, чтобы
Кингсли выделил ей гостевую комнату с самой большой ванной комнатой. Она разделась, шагнула под душ и позволила теплу и воде смыть остатки сожалений, остатки ее горя и остатки боли. Она побрила ноги и отскрабировала тело мочалкой из люффы, желая стереть верхний слой кожи, который казался запятнанным выпивкой и печалью, и болью, причиненной ею. Через час она выключила воду и вышла из душа в раскрытое Сореном белое мягкое полотенце.
– Думал, ты никогда не выйдешь.
– Он крепко завернул ее в полотенце, и она засмеялась, пока он кутал ее
– И Вы, гад, все это время были в ванной?
– Только последние пятнадцать минут. Думал, тебя смыло в канализацию.
Он переоделся из сутаны в нормальную одежду - джинсы и черную футболку с длинными рукавами. Рукава были закатаны так, что она видела его запястья и предплечья. Мускулистые предплечья и большие, мужественные руки взрослого человека. Никаких игривых татуировок или панковского лака на ногтях. Его руки были серьезными и величественными, для работы, а не для игр. И эти руки сушили полотенцем ее волосы, вытирали капли воды с ее лица. Она представила, что они были нормальной парой в их собственном доме. Но они не были нормальной парой и никогда не будут, и поймет остальной мир или нет, именно это она и любила в них.
Сорен поднял ее и усадил на тумбочку в ванной.
– Вы, правда, собираетесь меня вытирать?
– Одеть в пижаму и уложить спать.
– А сказку на ночь тоже почитаете?
– Если хочешь.
Она улыбнулась при мысли, как Сорен читает ей сказку. Может ли жизнь стать еще более странной? Лучше? Пока Сорен сушил ее волосы, лицо, даже ноги и ступни, остатки прошлой недели с Вайетом испарились. Она обожала Вайета, да, но теперь, когда Сорен вернулся, она воспринимала Вайета не больше, чем отвлечение, временное и неожиданное. Сорен был дорогой, которую она выбрала. В его присутствии она вспомнила, почему выбрала его и почему никогда больше не сойдет с этого пути.
– Сэм обеспечила пижамами, - сообщил Сорен, держа маленький белый наряд.
– Она выбрала их для тебя.
– Мне стоит ее поблагодарить.
– Позже. Сейчас ты моя.
Она шагнула в белые короткие шортики, которые Сорен натянул на ее ноги и надел камисоль.
– Знаете, последний раз, когда мне кто-то помогал переодеваться перед сном, мне было восемь, и у меня был грипп.
– Элеонор вспомнила, как мама купала ее уставшее тело и одела в пижаму. Тогда она была такой слабой и беспомощной из-за болезни, что мама качала ее на руках, будто она все еще была ребенком.
Сейчас Элеонор чувствовала себя усталой и счастливой. И чистой, такой чистой в присутствии Сорена. Чистой и в безопасности. Она больше не была беспомощной, не была слабой. Из-за удовольствия и любви она подчинилась его заботе и позволила себе быть зависимой, как ребенок.
Он помог ей спуститься с тумбочки и провел в спальню. Она стянула покрывало и начала ползти в центр, но замерла, когда ощутила невероятно сильную руку на шее.
– Не двигайся, - приказал Сорен.
– Что...