Святой
Шрифт:
– Ты та самая женщина. Ты устанавливаешь правила в сексе.
Она улыбнулась ему. Она устанавливала правила в сексе? Ей даже понравилось, как это звучит.
– Можешь. Я хочу.
– Да, мэм.
– Он снова впился в ее губы и поцеловал с грубостью, которая потрясла ее. Она обернула ноги вокруг его спины и прижалась грудью к его груди. Он гортанно стонал, пока прижимался пахом к ее промежности. Она повернула голову, чтобы открыть доступ к шее. Вид его татуированной руки и предплечья на простыни заставил ее пересмотреть вопрос о «сексе в меню». Сейчас она хотела его, по заказу или без.
Дыхание Вайета стало
Но вместо этого она обнимала его, пока его тело сотрясалось от оргазма. Он лежал на ней, едва двигался, только легонько целовал шею, пока восстанавливал дыхание.
– Я собираюсь влюбиться в тебя, - прошептал Вайет.
– Прямо... сейчас.
Он закрыл глаза, но она ничего не ответила. А что тут скажешь?
Она выскользнула из джинсов. Он, в одних боксерах, и она в трусиках и футболке Smashing Pumpkins, они обнимались в его кровати и спали. Она знала Сорена почти четыре года и никогда не спала в его объятиях. С Вайетом же она была всего каких-то пять дней и заснула в его руках, и, проснувшись, они по-прежнему были вокруг нее. Она чувствовала себя такой любимой и желанной, и такой... нормальной, это было впервые, что ей было больно покидать его объятия и кровать. С пятнадцати лет любовь Сорена была для нее словно благословение. Тем утром в постели Вайета впервые любовь к священнику ощущалась как бремя.
В ту пятницу, как и всегда, она пошла к Кингсли. Они с Сореном заняли бы музыкальную комнату, и Сорен рассказывал бы ей о различных аспектах С\М, которые ей нужно понять. Он также заставлял ее писать для него. Он хотел знать, что она больше всего хотела, когда представляла их любовниками. Это были ее любимейшие домашние задания, которые он давал - описать откровенно сексуальные фантазии об эротическом бандаже и пытках. Она любила их пятничные учебные сессии, отсчитывала минуты, когда снова будет с ним. Но Сорен уже три недели был в Риме. Она пришла к Кингсли только потому, что не хотела быть наедине со своими мыслями, страхами и ужасающими чувствами к Вайету.
Вайет пригласил ее на свидание сегодня, но она солгала, когда сказала, что должна работать. В столовой Кингсли проходила какая-то вечеринка. Элеонор избегала ее, прячась в музыкальной комнате. Она села возле рояля, надеясь почувствовать себя ближе к Сорену. Не сработало. Из рюкзака она достала последнее письмо от Сорена.
Моя Малышка,
Жаль, что ты не можешь быть здесь со мной. Сегодня я прогуливался по галерее Боргезе и пытался представить все твои неуместные комментарии о статуях в различных стадиях обнажения. Быть без тебя среди такого количества красоты сродни пытке. Я уже видел статуи раньше и восхищался ими. И мне не хватало сегодня вида того, как их рассматриваешь ты. Этот город старый и уставший, но в твоих глазах он снова станет молодым. Не знаю, сможем ли мы когда-нибудь приехать в Рим вместе, хотя я мечтаю о таком дне. Здесь
Надеюсь, твои занятия проходят хорошо. Прости, что мне пришлось так долго отсутствовать. Я думаю о тебе каждый день и каждую ночь. Надеюсь, тебе не очень одиноко, и Кингсли хорошо ведет себя в мое отсутствие.
Сегодня прошел мимо одного граффити, знаю, ты бы посчитала его забавным - cloro al clero. Его можно увидеть возле Ватикана. Оно обозначает «отравленное духовенство», но, пожалуйста, не подпитывай им свои идеи.
Мое путешествие было успешным. Я уехал как Преподобный Маркус Стернс, ИО11. И вернусь к тебе Преподобным доктором Маркусом Стернсом, ИО. Тебе запрещается называть меня преподобным, доктором или Маркусом. В церкви можешь обращаться Отец Стернс, сэр, когда в ошейнике, и Сорен, когда я внутри тебя.
Я провожу вечер с иезуитами, с которыми ходил в семинарию. И сейчас должен идти. Скоро я вернусь домой к тебе. Дом, на случай если ты спрашиваешь, не в Дании, не в Нью-Йорке, не в Уэйкфилде или каком-либо другом городе, штате или стране. Я дома, когда с тобой.
Jeg elsker dig. (Да, я знаю, как тебя заводит, когда я говорю на датском).
Письмо было подписано витиеватой перечеркнутой С, личная подпись Сорена. Она оторвалась от письма и увидела, что из дверного проема в музыкальную комнату за ней наблюдает Кингсли.
– Как его зовут, Элли?
– спросил Кингсли с порога.
– Кого?
Кингсли подошел к ней и оттянул вниз воротник ее рубашки. Она поняла, что он трогает небольшую красную метку, которую Вайет оставил на ее груди после вчерашней ночи поцелуев.
– Расскажи мне все прямо сейчас.
– Кингсли, кажется у меня неприятности.
– Беременна?
– Хуже.
– Что может быть хуже беременности?
Она смахнула слезы с лица тыльной стороной ладони и сделала глубокий вдох.
– Мне кажется, я влюбилась.
Глава 28
Элеонор
Кингсли воспринял новость лучше, чем она ожидала. Он слушал, не задавая вопросов, даже после того, как она завершила рассказ.
– Кингсли, он влюблен в меня. Я никогда не думала, что кто-то кроме Сорена полюбит меня. Должно быть, он мазохист, - произнесла Элеонор с мрачной безрадостной улыбкой.
– Думаю, любой, кто влюбится в меня, должен быть мазохистом.
Кингсли усмехнулся поверх бокала со скотчем.
– Ты сказала, а не я. Но сомневаюсь, что он один из них. Или вообще сабмиссив.
– Тогда почему он хочет делать все, что я ему говорю?
– Потому что он ванильный подросток, отчаянно пытающийся угодить и отчаянно пытающийся удержать тебя. Мужчины сабмиссивы подчиняются из-за желания, а не от отчаяния. И парень влюблен в девушку, которая влюблена в другого, - второе самое отчаянное создание на земле.
– А кто первый?
– Мужчина, влюбленный в мужчину, который влюблен в другую женщину.