Святые сердца
Шрифт:
– Она говорила мне, что слова обетов шли у нее из уст, а не от сердца.
– Понятно. – Аббатиса делает паузу. – Прямо так и сказала?
– Да.
Рядом с Зуаной тяжко вздыхает сестра Юмилиана, точно уже приняв эту ношу на свои плечи.
– Этого я и боялась во время церемонии. Она открывала рот, а слов почти не было слышно.
– Ну, когда я встречалась с ней и ее отцом, никаких признаков принуждения я не заметила. Ее били, как вы думаете, Зуана?
Зуана снова ощущает податливую тяжесть ее тела в своих руках. Никаких ранений она не заметила, по крайней
– Я… я не уверена, но, помоему, нет.
– Сестра Юмилиана. Каковы ваши впечатления?
Сестранаставница складывает ладони, точно взывая к божественной помощи, прежде чем заговорить. В противоположность аббатисе, эта полная женщина закалывает свое покрывало так туго, что оно стискивает ей лицо и даже, кажется, ближе сдвигает его черты, отчего ее толстые, как у хомяка, щеки, рот с покрытой белым пухом верхней губой и волосатый подбородок идут складками. Наверное, и она была когдато молодой, но на памяти Зуаны она никогда не выглядела иначе. И хотя она всегда была суровым пастырем для юных послушниц, лишь не многие выходили из ее рук, не получив никакого представления о величии Христа, а сестры постарше, которые обращаются к ней за духовным успокоением, рассказывают, что за ее помятой наружностью скрывается душа гладкая, как нераспечатанная штука шелка. Временами Зуана почти завидует простоте ее уверенности, хотя в такой небольшой общине не годится подолгу раздумывать о том, чего не имеешь.
– Я согласна с сестрой Зуаной. В ней бушует буря. Когда мы раздевали ее после церемонии, ее лицо было недвижно, как траурная маска. Не удивлюсь, если окажется, что ее образование было скорее мирским, чем духовным.
– Если так, то ее семья удивится, узнав об этом, – говорит аббатиса, мягко парируя намек на то, что она ошиблась. – Это очень известное семейство в Милане. Одно из лучших.
– К тому же она не пела и даже не открывала рта на вечерне.
– Быть может, она не знает текста, – тихо вставляет Зуана. – Не все знают их наизусть по прибытии.
– Даже те, у кого нет голоса, способны читать слова вслух, – едко отвечает Юмилиана, возможно, подразумевая саму Зуану, которая, как всем известно, пришла в монастырь с полным отсутствием слуха и невежественная во всем, кроме своих лекарств. – Нам говорили, что поет она восхитительно. Сестра Бенедикта не могла дождаться, когда же она наконец приедет.
– Это правда, – улыбается аббатиса. – Хотя и она не чужда такого… ээ… возвышенного состояния, хвала Господу. И благополучие общины для нее не на последнем месте. Свадьба сестры герцога уже привлекла в нашу церковь благородную публику, и было бы великолепно, если бы наша новая пташка распелась ко дню святой Агнесы и карнавалу. Что, как я думаю, обязательно случится. – Чем больше волнуется сестранаставница, тем спокойнее звучит голос аббатисы. – Мы проходили через подобные шторма и раньше. Не прошло и двух лет с тех пор, как юная Карита неделю исходила слезами. А посмотрите на нее сейчас: второй такой швеи, как она, нет во всей обители.
Юмилиана хмурится, и ее лицо становится еще более замкнутым. Богатая свадьба для нее лишь помеха, а призвание сестры Кариты к вышиванию имеет, по ее мнению, отношение скорее к моде, чем к молитве. Однако сейчас не время говорить об этом.
– Мадонна аббатиса? Могу ли я предложить?.. – Монахиня смотрит в пол, чтобы, если аббатиса сочтет нужным ее прервать, все равно продолжать. – Я бы хотела отделить ее от остальных послушниц на время. Тогда у нее будет время подумать о своем поведении, а ее бунтарство не заразит остальных.
– Спасибо, что подумали об этом, сестра Юмилиана. – На лице аббатисы немедленно расцветает широкая улыбка. – Хотя я уверена, что под вашим руководством подобное невозможно. А вот изоляция сейчас способна скорее возбудить ее, чем успокоить. – Аббатиса делает паузу. Зуана опускает глаза. Она и раньше не раз становилась свидетельницей подспудных боев двух женщин за власть. – Но я также полагаю, что не следует и думать о наставничестве, до тех пор пока влияние снадобья сестры Зуаны не пройдет окончательно.
Зуана чувствует, как напрягается Юмилиана, хотя выражение ее лица остается прежним. В правилах святого Бенедикта немедленное повиновение является первой степенью смирения.
– Как вам будет угодно, мадонна Чиара.
– Думаю, что происшествия прошлой ночи не следует пока выносить за эти стены. После Собора в Тренте[4] и всех его предписаний и наставлений нашему дорогому епископу и так есть чем заняться. До бунтующих ли послушниц ему сейчас? Быть может, вы возьметесь донести это до новеньких, которых навещают родные, сестра Юмилиана?
Сестранаставница склоняет голову, но мешкает, ожидая знака Зуаны, чтобы вместе покинуть комнату.
– Сестра Зуана, не могли бы вы задержаться ненадолго? Я должна поговорить с вами о делах лазарета, – произносит аббатиса.
Зуана смотрит в пол до тех пор, покуда не хлопает дверь. Подняв голову, она видит, как аббатиса оправляет юбки и плотнее запахивается в пелерину.
– Тебе холодно? Подойди поближе к огню.
Зуана качает головой. Недостаток сна начинает сказываться, и холод необходим ей, чтобы не путались мысли.
– Может, расскажешь про снадобье?
– Возможно, я переложила в него макового сиропа. – Она вспоминает слова отца. – Несколько лишних капель – такая малость, но их может оказаться слишком много.
– Ну, не надо так упрекать себя. Она ведь подняла столько шума. Сомневаюсь, чтобы одни молитвы могли ее успокоить, пусть даже молитвы самой сестры Юмилианы.
– Но я все же читала псалом, пока не подействовало лекарство.
– Вот как? И какой же?
– «И взывают они к Господу в несчастии своем: кто избавит их от страдания…»
– «…Ибо Он усмиряет бурю, так что утихают волны ее, и Он вознесет их на небеса». – Тихий напевный голос аббатисы присоединяется к ее голосу. – Сто седьмой. Очень умиротворяющий и подходящий к случаю. Ты уверена, что тебе не холодно? Ты отдохнула?
– Немного, перед первым часом. Мне достаточно.
Аббатиса смотрит на нее некоторое время.
– Итак. Кажется, у нас есть проблема. Что это, потвоему, – бледная немочь?